Все трагедии были вчера,
ничего не осталось на завтра.
Страсти нет в чернилах пера
и искусство ушло из театра.
Нет у паузы, плачущей вслух,
ни восторга, ни хрипа аорты.
Нет на сцене великих старух, –
есть от пластики старые морды.
Нет того, что хотелось обнять
невербальность почувствовав в миме.
Кто же так не любил нашу мать,
что родились на свет мы такими?
Бог в театр не заходит, но в нём
от тоски все повесились бесы,
и теперь мы на сцене живём
по мотивам отыгранной пьесы.
Наше горе совсем без ума,
нет Толстого босого за плугом,
и на сцене театра сума
куда скинулись нищие духом.
Нет обряда величия риз,
а в гримёрке, закрытой до пыли,
тихо плачет по Чехову Фриз: –
Человека в театре забыли!
А у входа телец, не атлант,
а внутри всё семейные ссоры.
Ждёт театр, что родится талант,
а приносят аборты актёры.
Отцы, дети и кучи внучат:
у осины таланты в ребенке.
Потому-то и музы молчат,
что меняют брезгливо пеленки.
Наш театр не ведёт на Арбат.
В наш театр не вливается Невский.
И по этому поводу мат
с того света Фаины Раневской.