С высоты собачьего полёта
Не узреть ментальной красоты.
Сколько можно корчить идиота,
На слона ругаясь с высоты.
Слон-то непростой, почти Ганеша.
Шестирукий фирменный божок.
От Парижа и до Маракеша
Нету краше гОспода, дружок.
Что Ему, скажи, твои укусы? —
Тьфу! — и только, комариный джаз.
Избегать искусов — дело вкуса,
Лучше с ними жить в здесь и сейчас.
В настоящем все слоны и моськи —
Контр-агенты божьей простоты.
Сумрак ночи вышел на подмостки,
Чтоб поколотить в ночи понты.
На тебя направят сумрак Сочи
Тысячью моноклей на оси? —
Притворись поэтом-тамагочи,
Хоботок с достоинством носи.
Если рать святая всё же крикнет:
— Брось подмостки - и живи в раю,
Не теряйся, братец, подойди к ней,
Перегаром гаркни: — Мать твою!..
Не жалеешь, не зовёшь, не плачешь,
Брюхо чистишь, друг, под Ильичом? —
Стало быть трибун ты, не иначе,
А великий Вова не при чём.
Список сосчитав до середины
Кораблей бумажных, обернись.
На их вёслах трудятся раввины,
Вместо парусов — пиита мысль:
В этой жизни умирать не ново,
Те далече, кто помыслил: — Нет! —
Нужно умереть от пули слова,
Чтоб ходить с надеждой в кабинет.
В номера, в которых проститутки
Слушают твою галиматью
Напролёт семнадцатые сутки,
Чтобы принят был поэт в Семью.
Чтобы Штирлиц шпрехал не по-русски,
И батон французский надкусив,
Заявил: круг посвящённых узкий
В бундестаге проданной Руси.
— Не взорвать безумного Адольфа
Без диверсионной простоты.
Ева рассекает в белых гольфах:
— О, мой фюрер, отдохнёшь и ты.
В Кащенко, где всяк себе собака,
Шариков, исполненный нытья:
— Вы, профессор, идиот, однако.
— Я вам не дворняга для битья.