Степанов написал пять дипломных работ.
Свою — в Перми на преддипломной практике,
остальные сотворил от нечего делать
в комнате студенческого общежития,
куда вернулся в апреле восемьдесят шестого.
Поработать для безалаберных приятелей
в роли «литнегра» было легко и даже приятно —
до обеда Степанов вдохновенно ваял нечто
о заготконторе, вторсырье или нефтебазе,
а после сытного обеда приятно ужинал —
и всё за счёт обделённых писучестью друзей.
Тему диплома выбирать долго не пришлось,
к нему сама подошла заместитель декана,
предложила написать про новшества,
робко пробивавшиеся тогда в экономике.
Диплом в те времена писали от руки,
вставляя текст в специальную рамочку —
для того, чтоб всё было ровно и красиво.
Главное, чтобы не было никакой отсебятины,
подтвердить веяние времени, только и всего.
Потом оставалось дождаться очередного пленума,
вставить в текст парочку свежих цитат,
отнести диплом на рецензию указанному лицу,
дождаться его лихого росчерка,
сдать свой труд в деканат секретарю —
и вуаля, институт был практически закончен.
Теперь Степанов был настоящим дипломником,
втайне то и дело радостно пробуя на вкус
это долгожданное и удивительное слово.
Вот только зря строил он планы на будущее...
В конце апреля он отпросился в деканате
под каким-то благовидным предлогом
от участия в городской демонстрации,
чтобы увезти свою будущую жену в Амурск
для серьёзного знакомства с родителями.
Поскольку Степанов относился к жизни
всегда крайне ответственно,
то решил жениться сразу — зачем оттягивать?
Распределение на работу после диплома
будило фантазию обилием предложений —
Степанову прочили аспирантуру,
предлагая остаться на родной кафедре,
звали в Советскую Армию начфином,
вербовали на Томский радиозавод —
словом, планов у него имелось громадьё,
оставалось сделать правильный расчёт,
чтобы шагнуть вперёд на полную пятку.
Майские пролетели, как один день.
Счастливый Степанов примчался на учёбу,
полный энергии, надежд и радужных планов,
но был немедленно вызван в деканат —
его намеревались отчислить за пьянку.
Восемьдесят шестой год стал страшным,
поломавшим немало судеб и карьер.
"Трезвость — норма жизни!" —
провозгласил чрезмерно болтливый генсек,
в стране началась антиалкогольная кампания,
бессмысленная и беспощадная.
Ничего не понимая в случившемся,
Степанов ринулся к ректору на приём,
тот сделал вид, что они незнакомы,
однако вслушался и всмотрелся,
увидав в руках студента билеты на поезд.
Да, история выходила странная.
Ректор вывел Степанова в коридор,
чтобы сказать негромко и веско:
— У тебя есть сутки. Решай. А иначе...
Степанов примчался в общежитие,
где приятели встретили его каменными лицами.
Что-то произошло в отсутствие Степанова, но что?
Однако свет без добрых людей не обходится —
Витька-сантехник рассказал ему по старой дружбе,
что в майские праздники проходил рейд,
в общежитии был задержан некто пьяненький,
назвавшийся зачем-то Степановым.
Шутка была глупая, что и говорить,
Степанов много лет отработал вахтёром,
в студгородке его знал каждый встречный,
но разбираться никто не стал — праздники,
преподаватели были ни с кем не знакомы,
составили акт и быстро исчезли.
Степанов нашёл по журналу имена дежуривших,
которых и вправду раньше никогда не видел,
это были времена, когда сотовых не было,
поэтому инфа добывалась на бегу и лично —
преподавателей было в тот день двое,
аспирант с кафедры вычислительных машин,
который в тот же вечер улетел в Петропавловск,
а вторая — беременная дамочка-политэкономша,
у которой начался декретный отпуск.
Как и где выманил Степанов заветный адрес,
он так и не смог потом вспомнить.
Помнил только тяжёлые двери подъезда,
высокие потолки и раскосую беременную,
с подозрением смотревшую на него через очки:
— Что ж вы обманываете? Это вы и были!
Впрочем, я могу ошибаться, конечно...
Такой же светлый, стриженый, в очках.
Но голос... Нет, тот как-то дребезжал.
А у вас такой приятный баритон, даже басок.
У нас все в семье музыкой увлекаются.
Нет, я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть.
Степанов встал с колен и побрёл к двери.
Жизнь была закончена однозначно.
Оставалось только как следует напиться,
чтоб разнести проклятое общежитие к чертям.
— Постойте! Улыбнитесь, пожалуйста!
Нет, всё верно, я не ошиблась, точно —
Господи, у того, которого мы оформили,
зуба вот тут, впереди слева, не было...
Утром ситуацию, как говорится, замяли.
Степанов начал готовиться к госэкзаменам,
он окончательно переехал к будущей тёще,
находиться в общежитии было противно —
те, кого он считал настоящими друзьями,
оказались обычными мерзавцами.
Он понял, кто мог назваться его именем.
Но эти-то - они почему промолчали?
Получив долгожданные диплом и значок,
на банкет Степанов не пошёл, хотя звали.
Опасался заехать в рожу хитрому Лёхе,
тот один среди всех цыкал передним зубом,
давно дышал на Степанова ядом — гнил.
Через много лет он встретил Игоря,
с которым прошёл рядом все студенческие годы,
тот лично видал ту стародавнюю подставу,
но промолчал — Степанов спросил, почему?
Бывший друг начал за "рюмкой чаю"
жевать ему что-то кривогубое —
мол, Степанов в молодости был больно дерзок,
понтовался, острил, нахальничал,
получал всё от жизни,
да как-то не по чину и не по годам.
За то и пострадал тогда, надо понимать...
Надо быть проще, и люди к тебе потянутся.
Ну да, всё повторялось снова,
как тогда на школьных экзаменах —
единственным выходом оказался тот,
который он неосознанно выбрал,
сократив общение с однокурсниками до минимума.
Они продолжали держаться вместе, но зачем?
Чтобы жить за счёт слабых, идти по головам?
Но тогда это получалась стая крыс каких-то?
Надо же, он написал им дипломные работы,
а они его за это возненавидели и наказали,
отмолчавшись в нужный момент.
Это было нормально?
Степанов молча встал из-за накрытого им стола,
потянул свою кожаную куртку со спинки стула.
Двадцать лет, двадцать долгих лет
он как-то умудрился прожить без этих "друзей",
ничего, как-нибудь проживёт и оставшиеся.
Мысль так понравилась ему, что он захохотал.
— Э-э-э! Ты чё? — пьяно заорал однокурсник.
Через пару лет он сам пропал навсегда.
Шептались, что партнёры по бизнесу,
не поделив какие-то акции,
утопили его в тайге на рыбалке —
по крайней мере, так рассказывали.
Степанов вспомнил, как его самого
возили однажды к проруби посреди Амура,
и — поверил.
Жизнь тогда выкидывала и не такое.