Чудище прочудившее тыщу лет
новости клацает, мрачно жуёт багет,
когти свои изучает и хмурит брови.
Я говорю: это просто дурная пыль.
Острозаточены? Ну прекрати, поспи!
Лапу порезало, вот те и капля крови.
Чудище рыкает, рвёт на загривке шерсть.
Я говорю: надо просто поспать и съесть
что-то хорошее, тёплое, что ты любишь?
Плачет сухими слезами, глотает ком.
Я говорю: прекрати, мне плевать по ком
будут звонить пересуды, мы просто люди
(даже дремучие, в спутанных колтунах,
вечных молчаниях, звонких растяжках, снах...)
Спи! И сажусь у плеча, чтоб могло как в детстве
облокотиться, уткнуться щекой в живот,
просто уснуть, не тревожась, что не придёт
солнышко (мирно сопящее по соседству).
“Люли, летели чудовища косяком, –
глупо шепчу и вбираю солёный ком,
что разбежался слезами и тихо тает. –
И прилетали в далёкие им края,
где их любили, ни капельки не тая...”
Чувствую, как беззащитное засыпает.
И всё равно, что кошмары идут за ним,
лапою гладишь и веришь, что сон храним,
и зажигаешь звезду, чтоб согрела корку
неба, что в нас заживает как грубый шрам,
лишь бы не разошёлся – как мир по швам,
лишь бы его так любили, как мы, без толку.
19/02