ЮРИЙ АВРУТИН
(1916 - 2012)
Я помню давний день Победы --
Для ветеранов стол накрыт,
Мы с орденами… Ну вас, беды,
Сегодня память говорит…
Звучали памятные речи,
И ставили в честь дней былых
Для полноты победной встречи
На стол бутылку на двоих.
Мы стали старше… Постарели
Потомки воинов лихих.
С большим трудом мы одолели
Бутылку ту -- на четверых…
Летят года… Нас очень мало.
Мы в праздник собрались опять.
«Катюша» в этот день звучала,
Спешили тосты мы поднять.
Теплели души… Громко, пылко
Мы вспоминали о войне.
На шестерых одной бутылки
Уже хватало нам вполне…
Вновь День Победы… Пусто дома.
Все тоньше, тоньше жизни нить.
Мне позвонили из месткома,
Что, мол, приедут навестить.
Я приоделся, встал с постели,
Я вроде с виду -- ничего…
Цветы… Бутылку из портфеля
Мне дарит гость… На одного…
Сижу… Друзей на свете нету…
Лишь слышен голос из-под плит.
Сижу… С медалью «За Победу…»,
Где профиль Сталина отлит.
Баллада о патронташе
Однажды, «в студеную зимнюю пору»,
Совсем, как Некрасов когда-то сказал,
Я был постовым… Грозно лязгал затвором…
И «Стой, кто идет?» -- в злую темень кричал.
Но с ужасом понял, что нет патронташа –
Несчастье… Потерян в снегу патронташ.
Метель… И поди в эту снежную кашу
Сыщи белым снегом покрытый ледяш.
А время жестокое, время лихое,
За эту потерю грозил трибунал.
«Солдатская жизнь патронташа не стоит…» --
Нам ротный об этом недавно сказал.
Мелькало в мозгу – скоро кончится смена
И злой старшина, неприметен и мал,
Слегка ухмыльнется и бросит надменно:
«В особый отдел… Патронташ потерял…»
И вот поведут меня, полу-мальчишку,
Под звуки команды поставят к стене…
И всё… И прощайте…
Вдруг серый зайчишка,
Под ноги метнувшись, исчез в тишине.
И там, где разнес он сугроб невысокий,
Дороже всех самых великих пропаж,
Целехонький, возле разбитой дороги
Из снега выглядывал мой патронташ.
И серым зайчишкой от казни спасенный,
Себе повторял я: «Не плакать… Не сметь…»
А в найденной старенькой сумке казенной
В патронах бренчала свинцовая смерть.
***
Я родился под Быховым –
место, которым горжусь.
Этот город и ныне
порою тревожною снится.
Как могла – воспитала,
что было – дала Беларусь,
И в Москву, в институт,
в восемнадцать послала учиться.
Я учился и думал –
с дипломом домой ворочусь.
Еще год-полтора…
До «защиты» осталось недолго.
Вот приеду домой…
И «спасибо», -- скажу, -- Беларусь.
Тебе знанья принес
с ощущеньем сыновнего долга.
Но пришлось задержаться…
Внезапно фашистская гнусь
Нашу жизнь поломала,
как хищная черная стая.
Я, Кавказ защищая,
свою защищал Беларусь.
Я сражался за Киев,
свой Быхов родной защищая.
Пусть не нажил богатства.
Года…
Нездоровье…
И пусть…
Просто жил, как страна…
Мне доныне на надо покоя.
И за то, чтоб жила,
и за то, чтоб цвела Беларусь,
Поднимаю бокал
я своей ослабевшей рукою…
***
Последний шаг…
Походкою недужной
Друзья ушли в мир лучший, в мир иной.
И мне звонить им вечером
не нужно:
Придет пора –
они пришлют за мной…
И в скорбный час
завоет в трубах ветер,
Снося к заборам порыжелый дым…
Но как же это чудно –
жить на свете!
Как страшно слышать:
«Помним… И скорбим…»