"Кто сгорел — того не подожжёшь".
Ты знаешь, белый лист страшнее чёрной смерти.
Ты мне белый лист с ужасной подписью одной,
Мол: "Этот бой — не твой," —
Мол: "Иди уже на упокой".
В твоих руках я горсть костей и шерсти,
Но без крови не свести их вместе.
И кисть твоя изящная (сломал бы)
Кисточкой мне плавно водит по лицу —
Оно ведь идеальное. По образцу.
Прекрасное, в подобие к творцу.
А мне не нравятся твои кресала,
Коль под ними ничего не воскресало!
И кожа твоя светлая (сорвал бы)
Непачканная грязью пачкает мою.
И сколькими заплатишь за ничью:
Шестью, семью иль тридцатью?!
За то сколько мертвецов ты созерцала.
Да ты хоть за одним, дрянь, горевала?!
Ты знаешь, чёрный лист страшнее белой смерти.
Тебе я чёрный лист испорченный под ноль.
И где-то сотни близнецов
Так медленно — и в гной.
Существуют лишь единым счастьем мести,
Ведь просто оказались неуместны.