Мужику спать хотелось настолько,
Что святые зевали с утра.
Всё смешалось: наливка, настойка,
Триста беленькой, " Три топора".
В перегоне "Тверская — Динамо"
Выпадал из реальности он,
И мотало его, и пинало
Между двух незнакомых персон.
Сонной башнею, воткнутой в Пизу,
Он соседу скользил на плечо,
А сосед поддавал ему снизу
И ругался при том горячо.
Это был толстопузый, как нецкэ,
Белозубый бухгалтер-фискал,
Он газету держал по-эстетски
И в неё по-эстетски икал.
Справа ехала тётка-горгона,
Вместо змей накрутив бигуди,
От неё до конца перегона
Шла трансляция: "Не подходи!"
А мужик, побеждённый Морфеем,
К ней бочком подобрался чуть-чуть
И, в обнимку с потёртым портфелем,
Опустился горгоне на грудь.
Люди ждали, впиваясь зрачками,
Как снаряда на передовой,
Что она превратит его в камень —
Или почечный, иль мочевой.
А она, в мятой куртке "лакоста",
Вдруг его за плечо обняла,
Из горгоны став женщиной просто,
Просто женщиной, ждущей тепла.
В разрисованном чреве вагона
Спал мужик, не сносив головы...
Вот. А вы говорили — Горгона!
Впрочем, то говорили не вы.