И соберутся вожаки.
Вот, на столе трофеи
жуткие
разложены.
И ты получишься из хмеля
зализанья лиц медалей.
Наивно примет молодняк,
На них ни разу не похожего.
Ну а приплод дают,
и слова не давали.
И присягнут тебе.
Слова - не воробьи,
а живность одомашненная,
с соком.
Годится для загона и скамьи,
До неизбежного,
пожизненного
срока.
Ведь фонд кладбищенских
угодий
не исчерпан.
Так не устанут землю
плотью насыщать.
Ведь ты набит.
Ты вытеснен,
начертан
На щите,
что не задуман защищать.
И завязалась
заварушка, кашка,
Что слезами не испортить.
Струны, ниточки кровавые
заденешь,
даже вторишь.
А масло не в котёл,
а в пламя, той реторте,
Из которой убегая
не вникаешь,
Что ты гонишь.
И кто не привязался,
тот повязанный заочно.
Постарался.
Чем связал их, тем
и прочен,
Хоть постыл.
Ведь ты расшит.
Ты выпряден,
прострочен
Нитями
Из вытянутых жил.
То ли милостыни,
то ли жалованья,
То ль перспективы,
Куда ты был избран
смотреть...
Но вместо продуктов
какой-то валовый,
Оказалось, учтиво
им нужно хотеть.
Лапами когтистыми
неистово
изгваздай
Кто ползёт
не пресмыкаясь.
Ты клювастый
на планете обезьян.
И ты не слышишь
просьб.
Ведь ты слеплён.
Ты отчеканен,
изваян
Глядеть не в души,
а насквозь.
И захотят тебя
боясь,
Как лёгкости крыла,
И как атаки с неба.
Захотят тебя,
как Мать
Сыра Земля
Желает клюв твой, коготь,
взгляд свирепый.
Ты знатно и окопан
и запрятан.
Но из окопов за тобой
придут.
Ведь ты намазан.
Ты натыкан,
напечатан
На бумагах
за которые сожрут.
И соберутся вожаки.
Вот, на столе останки
жуткие
разложены.
И ты получишься, вакханки
стонут имя и поют.
Наивно примет молодняк,
На них ни разу не похожего.
Ну а приплоду
слова
не дают.