1
– Раньше я жил в норе, которую сам выкопал,
а теперь живу в твоей хижине.
Но разница, по-моему, не так уж и велика.
– Ты так думаешь?.. Здесь нет запасных выходов,
тайника… Все открыто…
– И если враг явится, нам не скрыться?
Он нас прикончит?
Басё посмотрел на бумагу, тушечницу…
потом на Кафку… и ответил тихо: «Наверняка».
2
Услыхав звуки скрипки
(кто-то играл неподалеку от хижины),
я поднялся на холм и увидел Басё.
– Мацуо, откуда у тебя скрипка
и умение извлекать из нее такие
чудные звуки? – Басё улыбнулся:
– Я подумал: «Что, если нас навестит
Чаплин, Лермонтов или Шерлок Холмс?»
3
Мой друг, – сказал Кафка, – бросим литературу!
Я думаю, нам лучше заняться финансами
или окончить технический колледж… может быть, мореходку –
по рекомендации Шпенглера.
А по-моему, – сказал Басё. – лучше остаться здесь,
в хижине, у горы, – слушать лягушек, играть в карты, пить водку
или просто швырять в озеро гальку и смотреть,
как она шлепает от берега к берегу.
4
Басё (вглядываясь вдаль):
– Чей это дом там, на отшибе, –
темный, широкий, с башней
выше любого дерева?
Кафка (задумчиво):
– Это дом человека,
писавшего о смерти чаще,
чем кто-то другой, –
дом Леонида Андреева.
5
Затаив дыхание, словно Гарри Поттер, спрятавшийся под мантией-
невидимкой в хижине Хагрида, слушаю разговор трех писателей –
Бротигана, Хемингуэя, Фолкнера. Первый мечтательным голосом
говорит: «Нет ничего прекраснее музыки рыб!» Второй, глотнув
саке, замечает: «Хорошо пишет тот, кто хорошо стреляет». А тре-
тий? Третий, с крашеными усами, пьет стакан за стаканом и ничего
к диалогу не добавляет.
–––––––––––––––––––––
«Да, музыка рыб» – стихотворение Р. Бротигана.
6
– Как хорошо, – сказал я, – что мы живем на отшибе,
вдали от карантинных зон и вообще – от людей!
– Да, – сказал Басё. – Здесь не шумно.
А что до всех этих мер, то они бесполезны.
Заразу ведь может принести что угодно:
ветер, дождь, солнечный свет, сливовый цвет,
книга, музыка, воспоминание…
Я посмотрел ему в глаза, и увидел в них что-то безумное.
7
Кафка попросил Басё нарисовать три портрета –
Хемингуэя, Бротигана, Андреева –
и поставил их (в рамке) на прикроватном столике.
– Почему именно эти трое? – спросил Басё. –
Что у них общего? Буква «н» в фамилии?
– Нет, – сказал Кафка, – не только.
Есть кое-что поважнее: все они – жертвы депрессии, –
пессимисты, меланхолики, алкоголики.
8
Басё спросил о Мамлееве: какого я о нем мнения?
Едва он умолк – что-то мелькнуло в хижине...
Повеяло холодом… Запахло еловыми шишками…
В мозгу вспыхнула молния…
И я почувствовал себя парализованным –
безгласным и обездвиженным.
9
– Пора приводить дела в порядок, –
сказал я. – Вирус все ближе.
Он уже у дверей.
– Может быть, он уже в хижине, –
сказал Басё и закашлялся…
а, откашлявшись, рассмеялся.
Я перевел дух, но решил купить
при случае маску.
– Да, – сказал Басё, утирая пот со лба, –
Купи сразу дюжину. И поскорей.
10
Басё по скайпу говорил с Иоанном
«Автором Апокалипсиса» Бодрийяром,
и тот сказал: «После всех катастроф –
модернизации, секуляризации, мировых войн,
детской и сексуальной революции,
глобализации, неконтролируемой миграции –
искусство сделалось невозможным,
и то, чем вы занимаетесь там, у себя, в хижине, –
это ложь, иллюзия, симулякр».
Басё ничего не ответил –
лишь пожал плечами и улыбнулся,
но, когда разговор закончился,
взял флейту и играл на ней до полуночи.
Я уже приготовился спать, когда он сел за стол,
зажег фонарь,
придвинул листок бумаги,
выбрал кисть
и обмакнул ее в тушечницу.
11
Басё предложил:
– Назовем наш пруд Liku dikis.
Я возразил:
– Не будет ли это… ну как бы
немного… диким?
– Почему же? – сказал мой друг.
Я вгляделся в его зрачки – и меня охватил испуг.
––––––––––––––––––––
Liku dikis (латышск.) – пруд для трупов, трупий пруд.
12
Кафка спросил Басё:
– Ты за кого – за Байдена или за Трампа?
– Я за долгий и крепкий сон, – ответил Басё
и потушил лампу.
13
Басё: «Какое нам дело до Александра Невского. Он жил давно, и дела его сгладили волны истории, как волны моря сглаживают прибрежный песок».
Кафка: «Волны оставляют на песке волнообразные линии. Ты, наверное, хотел сказать: дела его унесла река времени, как сучья и щепки уносит широкий поток».
14
– Рим! – сказал Басё. – Я видел Рим во сне.
Он снился мне. Усталый пилигрим,
Достиг я площади Навона
И взгляд поднял на крышу Парфенона…
Какое чудо этот архитрав!
– Басё, – шепнул я, – друг, ты накурился трав?
15 (Предусмотрительность Басё)
– Когда я совсем одряхлею
и пойму, что не смогу больше написать
ни строчки, я возьмусь читать
Ромена Гари и Эрнеста Хемингуэя.
– Зачем же так долго ждать?
– Чтобы было потом, с кем коротать бесонные ночи.
16 (Всему свое время)
Кафка спросил Басё: «Почему, когда я пишу стихи
или прозу, я чувствую себя так,
будто занимаюсь каким-то не очень
приличным делом?»
«Потому, – ответил Басё, –
что время литературы прошло.
Человеку порядочному сейчас лучше быть
клерком, айтишником, копирайтером, инженером».
––––––––––––––
Если, под влиянием этой книги, люди нового поколения возьмутся за технику вместо лирики, за мореходное дело вместо живописи, за политику вместо теории познания, они поступят так, как я того желаю, и ничего лучшего нельзя им пожелать.
–– О. Шпенглер. «Закат Европы».
17
Басё, разорвав листок со стихами, сказал:
«Жить литературой - последнее дело.
Доживешь до моих лет и поймешь:
К жизни твоя жизнь отношения не имела».