Рулевой дал право руля и судно слегка накренилось. Старина Дженкинс сдержал свою ругань, против обыкновения, поскольку рядом стояла дама.
- Осторожнее, мисс Клементина, держитесь за борт, канат сильно прогибается. Кстати, давно хочу вас спросить – ваши родители из Италии? Ведь, у вас итальянское имя?
- Нет, мама была француженка, а папа из Глазго.
- Где они сейчас?
- Они пошли четыре года назад морем в норвежский Тронхейм, где у папы живет брат и судно попало в шторм недалеко от шведского берега. Корабль, видимо, затонул, потому, что его после отхода от Абердина не видели.
- А откуда вы узнали, что они были рядом со шведским берегом, если его больше не видели?
- На берегу нашли обломки мачты и какой-то снасти с названием корабля.
Глаза Клементины подернулись грустью и она замолчала. Дженкинс медленными движениями набил трубку и зажал её в руке.
- Нет ничего хуже, чем потерять самых близких людей. Как я, вот, уже пятнадцать лет почти, один-одинёшенек на этом свете.
Дженкинс хотел отвлечь Клементину от горестных воспоминаний, но не знал толком, как это сделать. Однако, она сама, похоже, быстро взяла себя в руки и спросила, стараясь быть деловитой:
- Значит, завтра утром мы уже можем прийти?
Дженкинс посмотрел на сереющее от надвигающихся сумерек небо и сказал:
- Барометр не сулит шторма и с нашим уверенным зюйдом мы с рассветом должны будем пройти между Пенли и Хибруком. Пожалуй, часам к семи-восьми бросим якорь в Плимуте.
- Рано утром? Тогда надо сейчас прощаться. Благодарю вас, мистер Дженкинс за заботу и доброту. Не знаю, как без вас я бы выдержала это плавание!
- Ну, вы держались молодцом, а то, что иногда волновались, так вы же женщина. Вам положено так волноваться! Мне было приятно оказывать вам мелкие услуги, тем более, что вы так мне напомнили мою дочь.
- Мне жаль с вами расставаться. Очень хотелось бы иметь такого соседа, как вы.
Она, слегка откинувшись назад, посмотрела на него и улыбнулась. Дженкинс слегка потупил взор от смущенья и стал подбирать слова, чтобы ответить правильно. Но хотелось сказать так, чтобы было не только правильно, но и тепло.
- А уж как я был бы рад здороваться с вами по утрам!
И он, повернувшись к ней всем телом и выпрямившись во весь рост с еле заметной улыбкой, сделал шаг назад и положил левую руку на борт судна.
На щеках Клементины заиграл легкий румянец, неожиданно она посмотрела прямо в глаза Дженкинсу.
- Я так привыкла к этому, что мне ваших утренних приветствий будет сильно не хватать!
Улыбка сошла с лица Дженкинса, он глубоко вздохнул. Повернув голову и посмотрев прямо по курсу хода корабля, он опять повернулся к Клементине, глаза уже были слегка грустны.
- Да и мне не придётся больше всё время выглядывать - не открылась ли дверь пассажирской каюты? Как подумаю об этом, сразу…
Голос его слегка дрогнул и он замолчал. Клементина в неожиданном порыве взяла его под руку и склонила на секунду голову на его плечо.
Старина Дженкинс, вдруг, совсем расчувствовался. Кое-как, разомкнув пересохшие губы, он, неожиданно, даже для себя, сказал:
- Знаете, мисс Клементина, вы так тронули меня, что я готов предложить вам остатки своего сердца - всё, что в нём осталось хорошего! Не знаю, сколько ему суждено биться, может месяц, а может год или, даже, два. В любом случае, старина Дженкинс до последнего вздоха будет всегда с вами и никогда вас не подведёт!
Дженкинс помолчал немного, потом продолжил:
- Мне показалось, что вам немного не достает силы и уверенности, совсем чуть-чуть не хватает. Я бы вам помог поймать ветер в паруса и тогда спокойно лег бы в последний дрейф. Мне так показалось. Не судите меня строго, я привык говорить только то, о чем думаю. До утра есть время подумать, но утром я не спрошу у вас ответа, так что вам не надо будет прятать от меня глаза. И, что бы вы не решили, я к вам буду относиться всегда одинаково хорошо.
Клементине не приходила в голову мысль, что между ней и Дженкинсом может быть что-то, кроме дружеских отношений. Как человек он ей нравился, но как мужчина казался староват. Она посмотрела на него сбоку. Его орлиный нос и спокойные глаза, расписанные морщинами всех видов, внушали не просто уверенность, а какое-то ощущение высшей правильности, извечного порядка и надежности. Клементина почувствовала, что ей приятно предложение Дженкинса.
- Благодарю вас, Дженкинс (она впервые не назвала его мистером) за откровенность и теплые слова. Я подумаю и дам ответ завтра утром. И мне не надо будет прятать глаза, если я вам решу отказать, то скажу это глядя прямо в ваши. Уж это-то вы точно заслужили - чтобы сказать вам ответ в глаза! А пока я пойду спать. И, кивнув ему, удалилась в свою каюту.
Дженкинс, наконец, разжал ладонь с зажатой в неё трубкой и закурил. Глядя вперед, сквозь сумерки, он думал о своей не простой жизни, но обычная горестная складка возле уголков его рта сейчас была почти не видна.
***
Утренний порт шумел уже всеми звуками своей многоголосой жизни и, как бы, в противовес этой суете, к выходу размеренной походкой направились седеющий джентльмен и дама, прямо несущая свою голову и державшая джентльмена под руку. Капитан, после прощания оставшийся стоять у трапа и, глядя своим острым взглядом сквозь толпу матросов и грузчиков, следил за парой пока они не скрылись из виду:
- Прощай, старина Дженкинс, - проговорил он тихо, - ты это заслужил.