Помнишь, как это было в самом начале?
Как мы мир творили себе под стать.
Нас лупили розгами, мы молчали.
Мы считали, что будет лучше молчать.
Мы считали, что показать из трясины рожу,
Неизменно стыдясь своей наготы,
Может оказаться себе дороже.
Потому себе зашивали рты.
И когда за окнами бомбы рвались,
Не существуя, но только делая вид,
Второпях с баулами мы кидались
Вдоль по магазинам - скупать дефицит.
И когда за окнами убивали,
Когда ровняли с землей чей-то дом,
Мы сливались с местностью и молчали,
Лишь улыбались зарубцевавшимся ртом.
В Судный день - а он настанет когда-то -
Мы замолчим навсегда, когда обвинителю в такт
На веском своем языке заговорят автоматы,
А Бог отвернётся и скажет "да будет так".
Но есть между нами некто иного сорта,
Безмерно отчаянны, несоразмерно малы,
Делятся на сформированные когорты
И, разбежавшись, прыгают со скалы.
После того, как что-то в душе замкнуло,
В пропасть летят на резиновые штыки,
Тщатся тельцами забить автоматные дула,
Лезут гурьбой под тяжёлые башмаки.
То там, то здесь, среди сажи и трупной зелени,
Невытравимы, словно заветы Ленина,
Ясно теперь, кто унаследует Землю:
Лемминги.