december, 15

Мира Миллер
я пытаюсь не врать тебе и не вру, я ломаю пальцы над каждым словом, и они впиваются мне уколом в черепную изношенную кору. я молюсь проспектам и городам, может, тебя притащит куда поближе? я молюсь и смотрю, но совсем не вижу, но и чтобы увидеть — я всё отдам. и всё кажется слишком ненастоящим, и висит в непрочитанном два часа — меня будто за волосы кто-то тащит, пока я не решаюсь тебе писать.

я люблю тебя так, что тепло в груди, что мне хочется плакать, срывая голос, и я вся — бесконечно пустая полость, что пытается светлое породить, но ведь правда выходит, и я люблю, и кончаются силы любить так сильно. как бы я обездоленно ни просила хоть на миг успокоить себя к нулю, мне по-прежнему снятся твои ладони, и ключицы, и мы на одной кровати — только ты меня пальцем ещё не тронул, и мне нечего тебе сейчас отдать, я пустая, пустая, молчу и плачу, и ты пишешь мне вскоре, что плачешь тоже, и во мне живое вновь прорастает, растекается с кровью под моей кожей.

у меня не осталось ни слов, ни дома, ведь мой дом снесли, заменив панелькой, я сама себе врач, выводящий с комы, и сама свой измученный понедельник, и мне нечего дать тебе, нет и слов — я такая уставшая и бесцветная, среди сотен ведущих к тебе дорог я смогу только выползти на поребрик, но приедь ко мне, приезжай, пожалуйста, спрячь меня ненадолго у сердца города, я за это дурацкое чувство радости отдам  всё, что было когда-то дорого.

и теперь совсем ничего не хочется, только слепо шагать по утрам на «красный». не оставь меня в этом колючем холоде, а иначе я выгорю
и погасну.