Обездоленная морально и обезвожена.
И душа чем-то сильно опять встревожена.
Искусно печаль тонкое плетёт кружево,
Мысли ею давно заболели, простужены.
Не понять никому, что случилось на этот раз,
Рвутся в клочья в памяти паутинки фраз,
Тянет ко дну омут тихий зелёных глаз.
Важно только то, что есть здесь, сейчас.
Трудно сдержать на горло давящий ком.
Прямо скажи, что с искренностью облом.
Все исповеди тогда останутся на потом,
А я напишу об этом ещё один маленький том.
Ты руки целуешь, но выжжено ведь нутро.
Не зря же пишу про опустошивший шторм.
Ещё несколько чистых, но не без сумбура строк.
И пустота, мирно притихшая под ребром.
Ты руки целуешь, будто прощаясь навечно.
Время же так беспощадно и быстротечно.
Как мотыльки летели на свет по встречной.
В осеннем воздухе листьями знак «бесконечность».
Чернилами чёрными по очередному листу.
И дикая серость чуется мне за версту.
Не удержаться без крыльев на тлеющем на мосту.
Если б спастись и взлететь высоко попросту.
Жить, восхищаясь свежестью воздуха осени.
Бежать по листве марш-бросками, короткими кроссами.
Нестись от нависших проблем с тупыми вопросами.
Только бы не задушили прохожие с их папиросами.
И письма мои – пыль на полке, забытой богом.
Не пишу просто так, а под искренним лишь предлогом.
Пусть всё осталось в тени, за стеной, далеко за порогом.
Эмоции яркие, чувства наивные стали моим острогом.
И ничего, кроме осенней больной тоски.
Сплошное безумие крепко зажало в тиски.
Душа как хрусталь – осколками, на куски.
Осень, сестра, ты запутала мне мозги.
Но как бы не так, стихи всё ж читай мои.
Хоть и затянут нас фонарей суетные огни.
Буду ангелом я твоим без лишней на то болтовни.
Но заклинаю тебя. Спаси же и сохрани.