Рассказ мамы Насти.
– Мам, ты всё слышала?
– Не всё, но многое и уже ясно мне стало. А то всегда думала, ну, как ты могла потеряться? Когда на несколько километров в округе знала все леса. Многое знала, что происходит в мире и на Земле, а вот свою доченьку оберегала, оберегала, а, что с ней случилось в тот раз, этого не дано было знать.
– Но, я так и не поняла, кто такой Ярослав и кто Сергей? – Произнесла Зоя.
– Ещё не знаю, девочки, не знаю. Просто, наверное, люди-человеки. Настя помолчала и добавила. – Добрые человеки.
– Не знаете? – Улыбнулась мама. – Так и не надо. Лучше спать будете.
– Тёть Ларис, а вы знаете? – Спросила Наташа.
– Вроде, как-то и что-то известно. Немного знаю. – Улыбаясь ответила Лариса. – Там чайник не остыл? Сегодня морозец, что надо, пока от теплиц шла замёрзла.
– Теть Ларис, минутку. – В унисон произнесли Зоя и Наташа, поднялись и метнулись в зону маленькой кухоньки.
– А у меня вопрос возник. Отчего загорелся колледж? – Произнесла Настя.
– Колледж сгорел? – Спросила мама, в удивлении смотрела на девушек.
– Да, мама, сгорел, там, в подвале, что-то случилось.
– Но мы… начала, было, Зоя, но посмотрела на Настю, добавила. – Ничего не знаем. Нам сказали здание аварийное, занятий не будет.
– А Серёжу вы откуда знаете?
– Мам, мы его не знали, они вероятнее всего занимались эвакуацией. Он же из МЧС. Мы такси вызвали, а приехал Сергей. Мам, я не знаю, что происходит. Вот сейчас я только, что узнала, мне пришло, как киноплёнка, как кино, перед глазами. Смотрела в окно, а видела кино, моё давнее посещение неизвестного мне мира, о котором я совсем, почему-то забыла. Полностью забыла. Сюжет, даже два увидела, один, где чудотворца видела, он папу показал, а вот с матушкой какой, я говорила, ещё не знаю. О чудотворце я вспоминала иногда, то последний сюжет напрочь забыла. Почему?
Девочки вновь накрывали стол для чаепития с тёть Ларисиными вкусняшками, а Настя сидела, продолжала смотреть в окно, вновь поставив руки локтями на стол, и положив подбородок на пальцы рук. После полного молчания она произнесла.
– Ярослав в тот вечер, как снег на голову свалился, вначале вечера думала, он мне головной болью свалился, но нет, даже и не знаю, чтобы было без него.
Она замолчала, затем встрепенулась, обернулась к матери, взгляд потемнел, стал синим, и произнесла печально.
– Мама, я знаю, кто папу убил.
– Я тоже знаю, видела их, доченька, видела, но они какие-то были безликие, я не могла их описать.
– То были исполнители, мама, они не в счёт, они просто машина для убийства. Я знаю, кто запустил эту машину.
– Кто? Доченька, ты знакома с ним? – С тревогой спросила Лариса Степановна.
– Да, мама, была знакома, но теперь его нет. Надеюсь, по-настоящему нет, а не уловка его. Ой, девочки, а вдруг он живой? Вдруг это не он был?
– Настя успокойся, что ты раньше времени волнуешься? – Произнесла Зоя.
– А, что случилось-то? – Спросила мама, взволнованным голосом. – Вы мне можете объяснить?
– Ой! – Произнесла Настя, испуганно посмотрела на Зою
– Тёть Ларис, да, с удовольствием, только сами ничего не знаем. Что там случилось, сами не знаем. Правда, тёть Ларис.
– И то хорошо, вы живы, что же волноваться-то. А есть жертвы в пожаре?
– Есть, тёть Ларис. – Ответила Зоя. – Вера наша погибла.
– Верочка, что с вами жила? Как же так? Не убереглась всё же девочка. Да, как же так? Бедная девочка. Может, расскажите?
– Мам, так не хочется говорить об этом, только плакать хочется.
– Плакать не стоит, девочки мои родные, это ещё мой Георгий говорил.
Лариса Степановна умокла, тоже, как и Настя устремила свой взгляд в окно. – Георушка, говорил, мне, не плачь, как бы горько тебе не было. У меня первое время не получалось, как он объяснял, но потом научилась. Оказалось просто, надо попробовать послать мысленно человеку, которому ещё, горше, лучики света. Любому человеку угрюмому в горе поддержку, словами не всегда получится, а вот лучиком света, получится, мысленно пожелай, и освети его. Так и себе в сердечко притягивать луч света. Настенька я тебя учила.
– Я помню мама, помню. Так делаю, может не всегда, иной раз забываю.
– Внимательнее надо быть к людям, доченька. Чистыми мыслями смотри на людей. И вы девочки развивайте и держите в своей головке, лишь чистые мысли-помыслы. Свои заботы естественно ближе каждому, но ведь это и есть великий секрет в тебе самой, а в нём развивается настоящая божественная любовь.
Секрет не секрет, но обретёшь этот дар только чистыми помыслами. Не надо раздумывать, любишь ли человека, или ненавидишь, а поступать надо так, как бы ты его любишь.
Папа твой всегда говорил, «в этом развивается гармония».
На добрый жест, душа всегда откликается, и чувствуем уже, что не любовь меньше становится, а больше терпения, эгоизм тоже куда-то уходит, а потом и любовь появляется, светится.
В основном люди все хорошие, только мало, кто сам об этом знает, пока не начнут ощущать себя. Так вот и вылетевшей Верочкиной душе тоже пошлите.
Телу уже всё равно, оно, как отработанная тряпка, лишь эмоцией смерти окрашена, а вот светом посветить душе, обязательно надо, чтобы почувствовала она подружек своих. Покажите ей, несмотря ни на что, вы её любили и любите её.
В вашем сердце есть маленькое солнышко, оно у всех есть при рождение всем дано, но у многих закрывается темнеет от плохих мыслей, поступков, да от разного, чего происходит. А вы сделайте его большим, солнышко ваше и пошлите лучики ей. У вас получится. Полюбите свет, ведь любовь-то и есть свет. Когда много в сердце света, оно становится, как солнце. Греет и ласкает, замёрзшее сердце отогревает. Почувствуйте жизнь, Наташа, Зоя, вы проходили своё потрясение в трагедии, должны понять и почувствовать вкус жизни. Почувствуйте жизнь и радость в ней. И вот это очарование подарите ей, ведь у неё тоже не было матери, а отец жил своей жизнью, не обращал на неё внимания.
– Откуда ты знаешь мама?
– Верочка рассказывала мне, когда с тобой приезжала к нам. Это с виду она была неприступная, порой бывает вредной, да ехидной, а внутри раненое сердечко, окрашенное своей трагедией. Окрасьте не красивое красивым. Подарите ей радость, пусть домой вернётся в свете, а там её встретят. Пусть душа преобразится и обретёт яркие краски, те с которыми с радостью шла в рождение. Ведь душа, что маленький ребёнок, ей живая радость требуется. В искусственной радости душа черствеет.
А любовь больше всего проявляется в делах, ну и словами добавляется. Но не одними словами. Одни слова о любви пусты, они ничего не значат.
Все четверо сидели в молчание, девушки сначала были сосредоточенными, потом одна за другой расслабились, на лицах появились улыбки, не сговаривались, протянули руки друг к другу над столом, соединяя ладони вместе. И радостно подбросили что-то невидимое, только лишь им одним ведомое, вверх, со словами Зои и Настя с Наташей тихо повторили.
– Лети, лети лучик света, и лучом и цветочком-лепесточком прямо к Верочке нашей, в самое сердечко её души.
Затем опустили руки, молча сидели, вслушиваясь в себя и рассмеялись.
– Всех любить тяжело, мало, кто сможет так любить, но человеком надо быть всегда. Порой просто выслушать, да обнять. А через боль, через испытания, да поддержкой добрым словом, становишься живым. Вы почувствовали в своём сердечке радость? Правда?
Когда первый раз у меня получилось обогреть человека, я плакала уже от радости, такой подъём в сердце был. Так же и живым посылать свет своей души, тогда и не будет места раздражению.
Жизнь, родные мои, такой институт, где аттестат не просто получить. Вы посмотрите, какая красота на улице. Всё в инее искрится. Как красива наша планета. Ведь и вы вкладываете в её жизнь свою лепту, а вот красивый будет или нет, от вас зависит. Доченька, я тебе не рассказывала, почему я знала наперёд о твоих печалях и маленьких трагедиях, о страхах.
– Мамочка, здесь всё просто. Ты мудрая, ты наперёд всё знаешь. А я никогда не могла понять, откуда ты знала о том, что у меня только в голове назревает, только предстоит случиться. Всегда предотвращались они у меня.
– Не всегда Настенька, не всегда. Вот не предотвратила же попадание в другой мир. Знать так надо было. А мелочи разные во сне мне снились. Я их видела во сне, мне их папа твой показывал, и показывал путь твой. Показывал и смеялся. Спрашивал, «Оставим ей самой из её переделок вылезать?» А я страшилась, и тогда он показывал так, чтобы я могла без давления на тебя направить тебя по другому направлению. Чтобы ты смогла сама продумать и осознать. Ты молодец на ходу всё схватывала, порой только начну объяснять, так ты уже конечный итог говорила.
– Это мамочка, я боялась тебя волновать и папу огорчать. Бабушка ведь говорила, что папа видит оттуда, а у тебя больное сердце. А то бы я, наверное, была атаманкой или разбойницей. А мне так хотелось на лошади скакать, но больше всего, по солнечным лучам пробежать. Мне всегда казалось, я ходила по ним когда-то. Как в сказке вместе с солнцем на колеснице проскакать. У-у-о-ох!
Настя подняла руку вверх, покрутила ей по ходу солнца и засмеялась.
– Я когда Ярославу об этом рассказывала. Он тоже смеялся, говорил, смелая мечта.
– Возможно, и ходила, ведь никто не знает, кем был человек до рождения, и кто он на самом деле, тем более светоносные коды затёртые.
– Какие коды? Мам?
– Как я поняла из твоего рассказа, тебе восстановили, когда ты была там.
– Тебе папа сказал?
– Нет, папа мне такое не говорил. Он о кодах говорил, когда ещё жил здесь. – Он многое, что говорил, рассказывал мне.
– А ты мне ничего не говорила. Мамочка, почему? – Почти с обидой произнесла Настя.
– Почему? Да, не знаю я, доченька, считала тебя маленькой, оберегала. Однажды папа твой сказал мне, чтобы я берегла тебя. Вот и берегла, оберегала. другой жизни хотела тебе, доченька. Печально, мало были с ним вместе, всего-то четыре года, и ты родилась без него. Не подержал он тебя на руках в яви. И потом он редко снился, только когда касалось тебя. А тот случай совсем не обсуждался, и не говорил он о нём. Я же говорила, была удивлена, когда ты плутала.
Лариса замолчала и пытливо смотрела на Настю, что та спросила.
– Что? Мам? Ты хочешь ещё что-то спросить?
– Нет, Настенька, я и так всё знаю. Когда ты спала, мы с Ярославом до утра беседовали. – Чуть помолчав, она вздохнула и продолжила. –
Ради любимых рискуют, и чтобы не нарушить совесть, мораль, убеждённость, порой попадают сами в ловушки, из которых трудно вырваться, падают в пропасть. так и меня спасая, попался сам.
Однажды, я в юности сделала неверный шаг, поверила малознакомому человеку, так и летела в пропасть, что не надеялась ни на что, да собственно я и не знала, что летела в пропасть. Не знала, что и как, но вероятно душа моя знала, что всё-таки поймают. и меня поймал Георгий. Тогда ещё не знала, что станет моим любимым. Он взял на себя весь мой груз, смог предотвратить многое и закрыл меня своим даром. Настенька ты попала в ловушку Бориса Давыдова? Я ведь видела его, когда к тебе в колледж приезжала. он так надменно смотрел на меня.
Тревожно спросила её мама.
Девушки удивлённо смотрели на неё и молчали. Зоя и Наташа перевели свой взгляд на Настю, взором спрашивали её.
«Как быть?»
– Отчего ты так подумала? Мама? Нет. У меня всё нормально. Просто там, в здании колледжа, что-то случилось, был пожар. Может проводка замкнула, здание-то старое. Сколько веков стоит. Стоит ли об этом думать. Мам, ты его и раньше знала?
Лариса Степановна сидела застыв с чашкой чая, смотрела на Настю, как будто выискивала в ней что-то. Затем произнесла.
– Мне редко Георгий снится, он всегда снится, о чём-нибудь предупреждает. Твои детские шалости не в счёт. Здесь, что-то серьёзное. Ты сказала, знаешь убийцу. А это одно говорит, что он узнал о тебе и увидел в тебе дар твой.
– Кто он? Мама, ты о чём?
– Давыдов, Борис. Не знаю, насколько он продвинулся вперёд, но лет так двадцать с лишним назад, когда я попала к нему, он ставил мерзкие опыты над людьми. Раньше я была уверена, что его нет на этом свете. Но ошиблась.
– Ты была у него в лаборатории? – Удивлённо спросила Настя.
– Откуда ты знаешь о лаборатории, Настя? – Строго спросила мама.
– Мам, ничего я не знаю, просто мы были там, на пожаре, и стояли в толпе, и там говорили. Девочки подтвердите.
Девушки с удивлёнными глазами молча закивали головами.
– Она, что в здании колледжа была? Раньше она была в другом месте. Вообще-то её тогда вроде бы, как уничтожили, как Георгий говорил. О лаборатории я мало, что знаю. Знаю, Георгий пострадал из-за меня. Ох, зря я разрешила тебе поступать туда, да Георгий сказал, всё под контролем.
И последние дни мне снился, приглашал прогуляться, как всегда, но ничего не говорил, а сегодня сказал, чтобы встречала тебя и подружек твоих. Несколько дней сон был и не сон, я ощущала боль за тебя, но он успокоил меня. Сказал, что с тобой всё уже хорошо. Но я услышала это «Уже». Это «уже» забилось во мне тревогой. Но вы приехали здоровыми и на первый взгляд даже весёлыми, но чувствовала я, какой-то трепет в каждой есть. Какой-то испуг.
– Мама, с нами всё нормально. Мама, правда, тебе показалось.
– С Георгием были вместе всего четыре года, остальное общение и встречи были во сне и то не всегда, но многому научилась. Он перевернул мой мир, как только появился возле меня, и я стала видеть мир другим. Поняла в жизни всё не просто так, есть над чем задуматься, и задумывалась.
И прекрасно отличаю даже полутона, и я вот чувствую, вы не лжёте, просто не договариваете свою тайну.
Настенька, понимаю, тебе не хочется меня волновать. Но сердце моё здоровое, оно стало выздоравливать, как раз после твоего блуждания по лесу. Приступы были, ты ведь помнишь, но когда ты меня обнимала, они прекращались. А со временем, в течении года, и их не стало. Я не понимала в чём дело, обследовалась. У меня здоровое сердце и уже давно. Словно новое вставили.
Как такое может быть?
Мне не понятно, но чудо есть чудо. После ухода Георгия, долго была, как в остановившейся жизни. Но ты росла во мне, я очнулась, но старалась быть тихой и незаметной для всех. С мамой уехали из города, так и не доучилась, без экзаменов уехали, не до этого было, я устроилась в этом тихом заповеднике, потом ты родилась. И жили-то мы прекрасно, но уже другой жизнью. Всё было по-другому без Георгия.
– Мам, а, как ты с папой познакомилась? Когда-то ты рассказывала, что познакомились в другом городе, но не рассказывала, как.
Почему это было запретной темой? Мам? Что тут такого?
А мне всегда хотелось знать о вас больше. Я так мечтала с папой встретится. И чудотворца ждала.
– Я и сама теперь уж не знаю, доченька, почему боялась вспоминать. Тебе боялась рассказать. Для меня это было тяжело. Боялась жить прошлым. Первое время мне казалось не смогу без него, как тяжело мне было. Когда я искала его родственников, и не нашла, решила просто жить. Были три встречи с его родственником. Появлялся его брат на твой день рождение, его я знала ещё при Георгии.
Эти встречи теребили моё сердце, мою память, мне было так не выносимо. Хотела сказать ему, чтобы больше не появлялся, он был похож на Георгия, мне тяжело было, напоминал мне его, а я так любила Георгия.
Во сне мне Георушка говорил, прошлое прошло, живи настоящим.
А у меня и настоящим не получалось жить, боялась появления Бориса, всего боялась. Георгий хоть во сне говорил мне, что здесь он никогда не появится. всё равно страшилась. Лес, саженцы, да ты, моя отрада. этим и жила, да тобою.
А в тот миг, когда мы познакомились с ним, я думала, что я умираю.
Лариса Степановна замолчала, Настя подвинулась к ней ближе, обняла её и попросила.
– Расскажи мамочка. Сегодня у нас день воспоминаний. А потом и девочки что-нибудь своё вспомнят. Да, девочки?
Девушки молча кивнули. А Лариса вздохнула и продолжила.
– В то время мы жили в другом городе, он был больше, чем этот в котором потом жили, где и я училась, ты сейчас там учишься. А там, в том городе, в нашем доме появился новый сосед. Как и почему он обратил на нас с мамой внимания, не знаю. Хотя как не обратить, у нас с площадки общий коридор был. Я тогда школу заканчивала, выбирала профессию, а сосед этот был хирург. Он посоветовал мне выбрать медицину.
И однажды пригласил в клинику, сказал, что день открытых дверей. Всем выпускникам школ проведут экскурсию, расскажут, о каждой профессии в медицине. Меня вообще-то не устраивала медицина, мне хотелось на что-то более веселое. Увлекалась цветоводством, но пошла посмотреть, он так увлечённо рассказывал о медицине, о своей хирургии.
Пришла а там никого нет, а этот врач ждал меня возле клиники, на скамейке сидел. Сказал, что я немного опоздала, все уже внутри, но сейчас догоним. И повёл меня, по коридору, на второй этаж, затем вошли в лифт, и я больше ничего не знаю ни о какой экскурсии по клинике.
А очнулась я, вроде бы, как в больнице, лежала привязанной толи к кровати, толи стол это был, не понятное что-то было. Что-то среднее между ними, и была вся в проводах….
Лариса вздохнула и продолжила.
Страх меня окатил, я посреди операционной что ли, и столько много оборудования вокруг меня и провода, провода, я всеми ими так и обмотана. Отовсюду, что-то пикало, пищало, я думала, что я умираю. От боли я очнулась или просто очнулась, не понимала, что со мной могло случиться, но всё моё тело болело, как будто меня каток расплющил. Не понимала, что со мной. Знала, что мгновение назад была совершенно здоровой. Только не помню, насколько было растянуто мгновение моего здоровья.
И страх был в моём сердце и чувствовала сердцем, что наступил крах всей моей жизни, такой короткой, что даже и вспоминать нечего было. Лишь детство, а в юности только начала жить, и ни разу ещё не встречалась на свиданиях с мальчиками и не целованная даже.
Лариса Степановна, умолкла и задумалась, в глазах её мелькали кадры её юной жизни.
– А дальше, что мам?
– Хотела подняться с кровати, как услышала шаги, и к обитанию моей экзекуции подошёл человек.
– Успокойся лучик, не трать силы напрасно, лежи спокойно. –
Услышала я, и увидела его улыбку. Он улыбался улыбкой во всё лицо, но так ласково.
– Что? Я не лучик, я Лариса. – Ответила тогда ему, слова с трудом смогла выговорить.
– Знаю, знаю, ты Лариса. Лариса, поцелованная солнцем.
– Никто меня не целовал.
– Целовал, целовал, вон как сияешь.
– Что же это за издевательство надо мной? Никто меня не целовал. Где я?
– Как же? И, по всей видимости, один из его лучиков застрял в тебе сейчас, в твоих прекрасных волосах. Вот по нему я и нашёл тебя.
А мне от его присутствия вроде, как легче стало, как вроде, повеселело у меня внутри, говорить легче стало, говорю ему.
– Развяжите меня, это вы меня сюда притащили? Кто вы и где я?
– Я, Георгий.
– Победоносец? – Мне хотелось уйти от боли, и хоть как-то развеселить себя своей шуткой, и шутка сама вылетела из меня.
– Нет, твой спаситель. – Ответил он и осторожно снимал с меня датчики.
Некоторые датчики или какие-то присоски, снимались с болью, как изнутри меня что-то вытаскивалось, так больно было. Больнее, чем когда они стояли на мне. А во мне от боли, что ли во всём теле, по сердцу прям прошло, как лезвием проходилось. Боль и слабость и во мне стала закипать злость, он смотрел на меня своей улыбкой, прямо в мои глаза, и тихо так с какой-то нежностью произнёс.
– Тише, тише, поцелованная солнышком, Лариса. Ты сейчас летишь, ты не видишь, где летишь, не дай войне внедриться в сердце.
– Какой ещё войне?
– Какую ты затеваешь в сердце своём в данный момент. И пополняешь ею, своими эмоциями всю грязную половину мира, даёшь подкрепление ему своим злом. Не теряй свой красивый берег, он закреплён светлой вязью, чтобы ты не потерялась здесь, не потеряла следственную связь с домом. Событий будет много, и они будут наслаиваться одно на другое, стараться потопить народ в нём. Тебе же держаться надо на плаву. Успокой своё мысление горящее злом, дай развиться добру. Лучше посмотри, как ты летишь в стратосфере. Видишь, ангелы крыльями машут? И ты им крылышками помаши своими. Помаши, помаши.
И мне показалось, что действительно я увидела улыбающегося ангела за его спиной, и мне радостно стало, и боль как-то успокаиваться стала. А этот человек, завернул меня в простынь, поднял меня с этого места, где я лежала, и понёс, на ходу сказал кому-то «уничтожьте здесь полностью всё».
Продолжение следует....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.