Ну что, ребята, сегодня опять был большой день – Маруся знает. Ты, Маруся, сколько стояла?.. Ну ты наверное и сидела?.. Может быть, сидела, да? То есть это тайна. Да? А-га?.. Вот, надо стоять. Я всё отстоял, честно. И насколько было тяжело, в начале, настолько стало легко потом. А если бы я не вытерпел бы до конца, и выскочил бы оттуда, как верещало моё нутро… «Как это можно терпеть, а?!.. Я щас упаду, мне плохо!.. Ла-ла-ла-ла-ла!..» Если бы я послушался, мне бы не стало легко. А я дотерпел. И эти чувства о-то-шли. То есть это были ЛОЖНЫЕ чувства. Они касались не меня, они касались той гадости, которую я набрал в себя, за дни просто обычной жизни – высыпался, наедался, и гадости набрал… Вот она там выходит, в храме. Из души. Надо выстаивать.
Всё, что Церковь нам говорит, это всё надо слушаться. Если Богослужение столько, значит столько. Евангелие читать – читать. Служба тогда-то – надо, если есть возможность, прийти. И отстоять ее, всю. Причастие вон тоже, древние христиане причащались по три-четыре раза в неделю!.. Батюшка Иоанн Кронштадтский каждый день причащался. Мы стараемся раз в неделю. Иногда чаще получается. И эта жизнь, с причастием, она совсем другая жизнь, чем без причастия. Вот мама говорит, жалуется, что очень, говорит, что очень чувства трудные после храма. А я ей говорю, что это Господь смиряет. Господь – само смирение. И тех, кто хочет к Нему приблизиться, Он учит смирению. Смиряться – тяжело. Трудно. Но плод смирения всегда бывает сладкий. Человек – и красивый, и благополучный, и здоровый, и глубокий, мудрый становится… А воздействие Божие – оно, так, с трудом переживается, по нашим грехам. Не потому что Он такой суровый. А потому что мы грешные, и для нас приближение к Богу связано со страданием. Потому что всё плохое в нас должно сгореть… Гордыня наша должна быть подавлена. Но когда очистится это всё, недолжное в нас, пребывание с Богом будет связано только с блаженством. Он нас для этого создал – для блаженства, не для чего другого… И счастливы вы – тем, что слышите эти слова. И что имеете возможность в них убедиться.
Живите с родителями до самого конца. Доходите за нами. Помогайте нам. Помогайте с помощью своих мужей, с помощью своих детей… Почитайте нас. Еще раз говорю: создавайте культ наших личностей. Нужно почитать наши личности. Нужно, вот, всё, что нас касается, подхватывать, изучать, сохранять, оберегать, воплощать… Вот так вот надо относиться к родителям. А когда мы уйдем в мир иной, о нас надо молиться будет… Не забывать – опять же, изучать следы нашего присутствия на этой земле… Постоянно чтобы в Церкви была молитва о нас… Поминовение заказывать… Знаете, как заказывать, да?.. Чтобы каждую литургию вынималась частичка… Это можно заказать на целый год – да, мамочка? Да? (Алеся: «Да»…) И каждый год обновлять, пока живы. Это будет какой-то долг, по отношению к нам. И – слушаться Церковь. Уже только Церковь! Церковь – и саму жизнь. И тех людей, которые вас любят. Будут у вас супруги, если вы будете единомысленны с ними, если это будут Божии люди, хорошие, - слушайтесь супругов. Слушайтесь обстоятельств жизни. И слушайтесь Церковь. И – доживете вашу жизнь. И заботьтесь о ваших детях, до самого конца. Тоже вам послушание. И так и проживете всю эту жизнь, спокойно и с Богом.
Не обращайте внимания на кажущуюся пустоту. Это кажущаяся пустота. Она дана для того, чтобы заполнить ее положительным содержанием. Положительным содержанием послушания воле Божией. Всю вот эту жизненную пустоту нужно заполнять Божиим содержанием. А пустота эта нам дана для полноты награды – что ничто нас не заставляет вести себя правильно. Мы сами это выбираем – должны выбрать. И из этой пустоты возделать свой райский садик. Если бы я не потрудился бы, если бы не помолился как следует, значит, не встретил бы маму, в Церковь бы не пришел… Опять же, маму бы не встретил. Скривился бы там, оттолкнул бы ее, опять же, - не было бы ничего. (Алеся: «А чего это ты бы скривился?..») Ну если бы вдруг. Если бы чинил препятствия рождению детей. Не было бы столько детей. Была бы пустота. Вместо вот того, что есть сейчас, был бы я один. А то, что я молился, смирялся, старался – смотрите: нас много, два дома – да, всё со скрипом! Все не просто! Но есть же ощущение, что развиваются события в правильном направлении. Происходит, по большому счету, всё как надо. И то, что мы с Настей не общаемся – не беда. Господь и над ней тоже. Пусть она думает, пусть она размышляет, сколько дел она натворила… Пусть созидает христианское основание своей жизни. И когда у нее что-то получится, наверное, она снова нарисуется на горизонте нашей жизни. Тяжело каяться – понятное дело. Тяжело каяться. Ну, пусть и кается… Пусть. И когда будут плоды покаяния, когда человек этот ее любимый будет обращен в веру православную, когда деточки появятся на горизонте… Когда то, когда сё… М?.. Может быть, как-то и будет восстановлено общение. Пока просто не вмешиваемся, молимся. И ждем. Ну, а нет, так нет. И это тоже будет не беда. Главное нам самим сохранить в целостности наш собственный правильный вектор жизни. Награда же в том, что мы избавлены от людей, которые не хотят спасаться, которые не хотят жить по-Божьему. У Бога так устроено, что Он отделяет одних от других. («Да, котенька?..» - обращаюсь к коту. – «Отделяет!.. А, кисонька?.. А? Мой хороший. Пушель! Пушелечек… Отделяет! Он слушает. Он, прям, внимательно – идеальный слушатель. Да. Да. (Алеся смеется.) Из-под кровати смотрит, да… Прям слушает, Сонь! В отличие от тебя. М? (Алеся: «Как это так в отличие?..») М? Ну, Соня на меня не смотрит. Преданным взглядом. М? Не смотрит. А он смотрит преданно. И прям такое ощущение, что всё очень даже и впитывает. Котенька хороший… И Коля… (Алеся: «Хороший?») Утешен. Да. Котиком. Обезоружен им. (Алеся: «Ну слава Богу, папочка».) Котик. Коля.) То есть всё развивается, в принципе, в правильном направлении. Награда большая. Что мы живем единой волей. Что нет какого-то такого присутствия, которое постоянно нужно преодолевать. Что вот этого нет! Это большая награда. Ради этого стоило потрудиться. Ну вот Настя, к сожалению, оказалась заражена. Но это тоже ведь не конечный результат. Мы же настаиваем не на своём, мы настаиваем на Божьем. И даже если мы исчезнем из горизонта ее жизни, Бог всё равно будет свидетельствовать о тех же самых истинах. О которых говорили ей мы. И она невольно в конце концов убедится в том, что отец с матерью ничего не выдумывали. Что это просто правда. Что вот так надо жить. А если так не будешь жить, будешь несчастным. Будет плохо всё. Она сама это увидит. Но не так быстро, как это было бы, если бы она послушалась. Просто послушалась отца и мать. Не надо бы было ни страдать, ни отчаиваться, ни болеть, ни совершать таких трудов, чересчур. Можно бы было и закончить учиться нормально (Алеся вздыхает), и еще учиться, и встретить нормального человека в нормальном месте, а не того, кого тебе постоянно приходится вымаливать и обращать к Богу. Можно было обойтись без этих всех жутких грехов. (Алеся: «Мы не ищем легких путей…») Без суицидов. Что величайший грех, ужасный грех! Попытки себя убить. Ну что это такое?.. И кому она чего хотела доказать? Ну, кому? (Алеся: «Папуль! Читай Евангелие!») Кому и чего? (Алеся: «Эдь! Ну, почитай Евангелие!») Она что, навела какой-то мрак и сомнение на нашу жизнь? Нет, она сделала больно только себе!.. И плохо. Только себе!.. Это никакой тени на нас не наводит – ни на меня, ни на маму… А, Соня? Никакой тени… Это только ее личное безумие, ее личный бунт, ее личная неправда – вот это вот всё. Попытка заставить, навязать – своё, безбожное… Вот что это такое. Ну вот она и осталась с этим. (Алеся, очень проникновенно: «Папуль, почитай нам, пожалуйста».) Попробуй теперь всё это, искупи… Попробуй теперь всё это, просветли!.. Попробуй теперь всё это, перевари!.. Можно! Если к Богу приникнуть как следует – да!.. И покаяться – как следует! А если не будет покаяния, значит, будет монстр, а не человек. И дети – еще худшими монстрами могут быть. Если они будут ей даны. М? И тогда-то она и начнет каяться, когда увидит своё отражение в своём подрастающем ребенке. В девочке, допустим, или в мальчике. А чем мы ей поможем? Ничем. Сама справляйся. Мы сделали другой выбор. Слышишь, Соня, как всё устроено? М? А если ты туда поедешь, в Чертаново, ты всё это будешь видеть, перед своими глазами, день за днем. Здесь – конечно, перед отцом надо смиряться. И отец будет заставлять делать то, что надо. Вообще не смотря на твои реакции. Просто будет заставлять, и всё. Не нравится – езжай в этот ад. И смотри, как там развиваются события. Вот так вот, Соня! Надо смириться перед отцом – всё будет нормально… И каяться, в этой болезни, которая тебя одолела. Ты прекрасно понимаешь, за что это… Не надо обвинять, ни меня, ни маму… За то, что не слушалась. За то, что внутренне бунтовала. Когда говорила, что «лень бунтовать». Вот, пожалуйста. Плоды. (Алеся, просительно: «Папочка, ну почитай Евангелие»…) И это еще маленькие. Это еще так, играючись – щадя очень тебя, проучают - щадя. Но надо покаяться! Надо исправиться. Чтобы болезнь отошла. И когда Господь увидит, что нет уже возврата, к плохому, и не возможен – Он эту болезнь… отнимет. Когда ты станешь по-настоящему хорошей, снова. Вот такие мои прогнозы. А твоё дело послушать или нет. Но живешь если со мной – должна слушаться. Не хочешь слушаться – езжай в Чертаново. Очень всё… Простой подход. Чрезвычайно простой. От Луки святое благовествование. (Читаю Евангелие.)
Смотри, это только что я слышал дядю Борю, и он сказал, что таких не принимают, слишком серьезных. Что человек должен с юморком быть, так сказать, с легкостью… Даже при обсуждении этих тем… Даже в том аду, на который иногда похожа наша жизнь… Нужно легко относиться ко всему… Вот смотри – тут же в Евангелии реакция. М? «Елице аще не приемлют вас, исходяще от града того, и прах от ног ваших отрясите, во свидетельство на ня». Не принял дядя Боря племянника. Ну шагай. Как знаешь… (Дальше читаю.)
Видишь, мамочка, всё время, когда я начинаю читать Евангелие, начинается с котом… (Алеся: «Больше не трогайте кота».) И он начинает визжать. («Всё, всё, он не будет»…) Чтобы, да, чтобы обезсмыслить мое чтение. Потому что враг знает силу евангельских слов. И он подзуживает. М, Наташа? Видите, какие вы все? Беззаконные… Все… Да... Все, неправильные… Все грешницы… А? Все. Почему вам так тяжело с папой общаться? Потому что в соприкосновении со мной сразу выясняется, где какая грязь, где какая гадость внутри сидит… М? Сразу уродство своё собственное и ощущается. И у меня есть такие люди в жизни, соприкасаясь с которыми, я чувствую своё уродство. У меня тоже, слава Богу, пока еще есть. М? Смиряться надо. (Дальше читаю.)
Вот я читаю сейчас Сергея Михайлова, он говорит, что когда эти слова говорил апостол Петр, он почувствовал, что ему хорошо было, всему его существу, даже телу… Этот человек ничего от себя не говорит, глубоко воцерковленный, начитанный – вот он говорит, что так устроено человеческое существо, что самое совершенное в нем, оказывается, тело… Самое совершенное в нас не душа, и не дух – тело. Это самый совершенный Божий инструмент. И враг может обмануть душу, ум – всё может обмануть. А тело он обмануть не может. Он не может послать телу мир. И приятную вот эту вот – прохладу. От Бога исходящую. Только от Бога возможно телесное блаженство. Представляете? Какое, какое это вообще, невероятно это всё… Тело – это печать совершенства. Тело… Всё что от Бога – оно воплощается, приносит человеку большое очень… наслаждение. Сам принцип наслаждения – он не плох, он хороший. Но только это наслаждение – оно должно быть знаком достижения ценности. Оно не само по себе должно быть важно, оно должно быть симптомом того, что ты правильно живешь, что ты правильно что-то делаешь. Так должно быть. Господь посылает этот знак как вот награду за то, что человек делает что-то хорошее. Так должно быть. Так устроена жизнь. И вот оказывается, тело наше – оно такое мудрое, оно вот такое Божие – оно не может ошибиться. Если телу хорошо, вместе с душой и духом, значит, это от Бога. И действительно, когда искренне молишься, очень искренне, вот эта прохлада, как там написано, в одном месте Священного Писания, что голос Божий ощущается как глас хлада тонка… Именно это ты и чувствуешь на молитве. Веяние прохлады. Такой… именно телесный, в теле ты ощущаешь это. В разных местах – грудь, живот, иногда там, куда-то там в руки, в ноги идет… По-разному. Но это вот признак того, что ты соприкасаешься с Господом. Его благодать, вот она так касается – именно тела. Ты чувствуешь такой холодок, с мурашечками… И это очищающие чувства. Эти чувства – они освящающие… Эти чувства – от Бога исходящие, связанные с предельной искренностью. С предельной, самоотдачей человека на молитве. Человек себя отдает на молитве, Богу, а в ответ получает разные вот такие ощущения. Божии. Разве этого мало?.. И то ли еще будет! И отношения с Богом не кончатся никогда!.. Что нас ожидает, что нам предстоит – уму непостижимо. Но мы знаем только одно – что после смерти всё только начнется. ПОСЛЕ СМЕРТИ ВСЁ ТОЛЬКО НАЧНЕТСЯ… А здесь на земле мы ожидаем этого начала!.. Готовимся к нему… Пребывание наше на земле подобно пребыванию младенца в утробе матери. Он там тихо… В тишине… Растет… Лапу сосет, питается, от мамы через пуповину… И мы здесь точно так же. С одной стороны, мама – Земля сама, а с другой стороны, мама – Церковь, которая нас питает и кормит. Душа – в тишине, никому не видная, постепенно растет. И когда она вырастет, Земля и Церковь родят душу. В Царствие Небесное. И там и начнется наша подлинная жизнь. И в этом ответ на многочисленные недоумения людей! Человек умирает и думает: «Это что – всё?!.. И это была жизнь?!..И это всё?!.. А когда она была?! Она даже не начиналась!.. » Правильно! Она здесь, на земле, и не начнется. Здесь самые утешительные и светлые чувства на земле – это пред-чув-стви-е вечной жизни, пред-чув-стви-е. (Алеся: «Бедный… Там не глядит паралич из одного глаза, у Маруськи?..») Папа не враг. От меня не надо прятаться. Папа тебя любит! (Алеся, со смехом: «Паралич, из одного глаза!») Папа тебя любит! (Алеся: «Не выглядывает у Маруси?») От меня не обязательно прятаться! Папа любит твой носик – вот они, две дырочки, какой мясистый носик… И лобик, и щечки, и всё на свете!.. Слышишь, Маруська? (Раздается: «Угу»…) И всему этому желаю только радости, довольства и счастья! Точно так же, как и худощавой Соне, местами худощавой, а местами не очень – тоже желаю всего самого-самого… Точно так же, как и весьма даже плотненькой колбасточке… Ха-ха-ха! Наташечке!.. Все самого хорошего желаю, самого лучшего!.. (Заливаясь смехом.) И Настюхе! Между прочим. У меня была когда-то, толстое брюхо… Я ее только так и называл – Сонь, ты помнишь, а?.. Сонь, помнишь, да?.. У нас был, среди нас жил – Толстое Брюхо!.. Помнишь, да? Рогожин глазами мигал, а? Он нас предал всех, понимаешь?.. Предал. Всех предал!.. На то он и Рогожин! Ну ты помнишь – пятнадцать лет каторги… А? Помнишь, да?.. Пятнадцать лет откаторжничать – и новая жизнь… Сколько там у нее каторга продолжается?.. А? В тридцать лет закончится! Полжизни, пока не придет, бывалый такой… (Сильно смеюсь.) «Полжизни на каторге» (грубым голосом разбойника) – о-хо-хо-хо-хо!.. (Долгий смех.) Ну. Значит, сколько еще? Лет шесть, извините. Не быстрые процессы. Вишь, даже папа сроки знает, примерные. Ха-ха-ха-ха-ха! Папе всё открыто! Ты только ей не говори! (Сквозь смех.) Не надо! Пусть спокойно на каторге сидит своей!.. Э? Вот так – папа вас всех любит, понимаете, какое дело? И мальчиков, и девочек – всех. О всех о вас заботится! А через папу – Бог. Бог! Отец наш Небесный, понимаете? Слушайте, что я вам говорю! Вам только благо будет и хорошо. От всех моих слов… Правда?.. Ну кто виноват?.. Что мы грешные! Что нам нужно всякие вот эти лекарства, горькие!.. А я? Думаете, я не получил никаких горьких лекарств? О-о-о!.. Вы бы не выдержали, то, что я, пришлось мне получить. Вы бы просто бы не вынесли этого, такого… Так что я немногим от вас отличаюсь, но поставлен над вами, чтобы за вами следить, чтобы вас вразумлять… Господь ради вас меня умудряет… Думаете я что, умный такой сам по себе? Да нет… Вон, мама знает… Короче, тело – это вот такая лакмусовая бумажка. Если от Бога – телу тоже хорошо. Тело чувствует мир, покой и блаженство. Оказывается, духовное начало – оно объемлет телесное. Вот, мы думаем, что дух внутри нас, а на самом деле, как говорят знающие люди, дух объемлет тело. Вот это трудно понять. Дух выступает за грани тела, он тело объемлет. Человек – в духе! Он весь – в духе. Дух не внутри нас, дух нас объемлет. Тело очень важно. Мы без тела перестанем быть людьми… Но это не значит, что будет нам плохо. Может быть, будет и хорошо. Но мы будем ждать снова тело. И! Всё начнётся только после Воскресения Мертвых!.. Почему в Символе Веры православном говорится: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века»… Чаю - желаю, жду! Вот, жду! Жду воскресения мертвых. Только тогда всё начнётся. Когда будет Бог всё во всём. И ничего плохого уже не будет. Это всё правда… Видите как? Откуда идут сомнения? От нашего безбожного опыта жизни. От этой пустоты, от опыта нашего изгнанничества земного. Но мы же не всегда жили на этой земле. Мы просто забыли, что было до этого. Это всё из нашей памяти ушло. Как постепенно складывалась наша личность, откуда она пришла, и что было до этого… А до этого было что-то очень простое!.. И безгрешное. Мы постепенно вывалились оттуда, и получили вот это эгоистичное отдельное существо. Отдельное от всего. Что, это большая радость?.. Вот, быть вот этим существом?.. Определённого пола, определенной внешности, там, имени какого-то там… Которое мы не выбирали. (Алеся, шепотом: «Давай, читай…» И уже полным голосом: «Ты дочитай нам Евангелие».) Значит, возможно возвращение, обратно, куда-то… Где не было этого одиночества, отделенности… Понимаете? Я хочу вам сказать, что духовная реальность – она БОЛЬШЕ. Нашего опыта этой земной жизни. Боль-ше. Мы просто забыли это. И мы каждый раз туда погружаемся, когда засыпаем. Посмотрите на кота. Соня! (Алеся: «Всё. Он в отпаде». Смеюсь. «Он в отпаде от твоих слов.») Так что не надо грустить. И не сравнивайте свои жизни с жизнями тех людей, которые живут без Бога. Им хорошо и весело до поры, до времени. Вы не знаете, что будет потом. А нам, христианам, нам, конечно, трудно – трудно всё время – но потом будет хорошо. Потом будет хорошо. И сами эти трудности, которые мы несем, они не лишены утешений. Да, трудно, но осмысленно, но светло. (Дальше читаю Евангелие. После слов: «Сей есть сын Мой возлюбленный, того послушайте».) А вдруг это, мамочка, обо мне? (Алеся, с иронией: «Конечно… Конечно.») Того. Послушайте. (Алеся: «Слушаем и повинуемся».) У-гу. (Снова читаю, об исцелении бесноватого юноши.) Видите, зачем это всё с такой подробностью описано? Это вот печальная наша, реалии нашей жизни земной. Во какие бывают скорби. Не просто человека, там, жизнь бьет, а еще и в домике его собственном потеснить могут. Есть у нас скромный домик, в котором мы живем. У кого избушка лубяная, да?.. (Усмехаюсь.) У кого, там, деревянная… У кого какая. А у кого - ледяная… А кому-то может не понравиться избушка ледяная, он придет и попытается забрать домик. А зайчику жить негде. Зайчик ходит, плачет. Короче, могут нас потеснить в нашем собственном домике. О какие могут быть скорби… Представляете?.. Не жалуйтесь, не зная вот этой скорби. Это тяжкая, очень тяжкая скорбь. Когда ты вдруг… когда тебя теснят внутри тебя самого. И в Евангелии вот это описано. (Дальше читаю.)
Вот Он всё время об этом напоминал им. Что Ему надлежит пострадать. Несмотря на то, что Он совершает такие чудеса, несмотря на то, что у Него такие силы нечеловеческие… Что вот Он обречен на страдания. Это было очень важно понять. И я думаю, что точно так же понять это нужно каждому из нас. Отец Александр Ельчанинов, если помните, которого я вам читал, говорил как – что человек делает очень важный шаг в своем духовном развитии, когда он СОГЛАШАЕТСЯ на страдание. Когда вот он понимает, что они ему нужны, что они очень благотворны для него. Как говорил Святитель Лука, Войно-Ясенецкий: «Я полюбил страдание, за его очищающую силу». Вот мы должны согласиться с этим. И уметь страдать без ожесточения. От этого зависит наше спасение. От способности вот так страдать. Со смирением, кротко. И это камень нашей веры, камень, вот, пробный камень нашей веры. Приходящее страдание. Если принимаешь правильно – растешь, если неправильно – сокрушаешься. То есть это Божий путь, через страдания. И раз Господь это претерпел, значит, и мы можем. Господь воскрес – и нас Он ведёт к этому же. Вот такая наша вера. Она не скрывает от нас, не скрывает от нас того тяжелого, что нам предстоит испытать, каждому из нас. Никто от страдания не убережется на этой земле. Никто. Каждого посещает этот час – пострадать. Но это страдание заранее освящается. Бог говорит: «Я ЗНАЮ ЭТО. Я ПОСЫЛАЮ ЭТО ТЕБЕ ДЛЯ ВЕЛИЧАЙШЕЙ ЖЕ ТВОЕЙ ПОЛЬЗЫ». Это самый великий, может быть, вообще час в жизни человека, когда приходит страдание. Мы должны быть к этому готовы. Оно нас не уничтожит. Оно нас очистит и приблизит к Богу. Наше страдание. У женщины это бывает, когда она рожает. И чем больше этих родов, тем, на самом деле, меньше других страданий. Родов достаточно. И больше никаких страданий уже не будет. И если человек ходит в храм и там молится, выстаивает эти службы, - тоже, других скорбей уже может и не быть. Хватит этой. А это никакая и не скорбь, это радость. Постоять, помолиться… Вообще, человек, который в этой жизни Церковь слушается, от него отходят и болезни, и горести – как у нас это в жизни произошло. Мы Церковь слушались – и от нас множество скорбей отошло. Отошло… Учитесь этому. Учитесь. Как сказал Господь? «Иго Мое благо и бремя Мое легко есть. Возьмите иго мое на себе и научитесь от Мене». Если взять иго Христово – вот это вот… То, что нас смиряет, от Церкви исходящее, то, что нас сокрушает… То больше не будет никаких других скорбей. И никогда не будет никакого ада. Тем более. (Дальше читаю.) Эта речь о страдании – она очень тяжело принимается людьми, и всегда очень тяжело принималась. Не только одними вами – и мне было очень тяжело с этим смириться, и маме. Эти слова слышать очень тяжело. Людям, настроенным на счастье, радость, и так далее. Но вот это правда. (Снова читаю.)
«Иже бо несть на вы, по вас есть». А в другом месте Он говорит: «Кто не со Мною, тот против Меня». Кто помнит эти слова Спасителя? А? Кроме мамы? (Кто-то что-то промычал из слушающих.) Ты помнишь? Видишь, Он в одном месте так говорит, а в другом – прямо противоположное. «Кто не против вас, тот за вас». Как это так? Почему? Однажды Он говорит, что «кто не с вами, тот против вас», а в другом месте: «Кто не против вас, тот за вас»… Как это так? (Алеся: «Потому что в зависимости от ситуации…» - Да… - «Нужно думать»…) Да… Да… Да… Во как. О какое хитрое Евангелие!.. М? Как всё это неоднозначно… Человеку на то ум и дан, чтобы это всё сопоставлять, и каждый раз дух – дух! – подсказывает. Дух. Не буква, а дух. Буква – это буква, а дух – это дух. Дух животворящий, а буква мертвая. Понимаете? Каждый раз подсказывает дух. Вот мы должны вести духовную жизнь, чтобы дух нам подсказывал каждый раз. В каком случае какое слово применить. <В каком случае какое слово> применительно Божие. Мы должны, да, в соответствии с Божьими словами жить, но в каком случае какое слово – это подсказывает дух. Если ты в правильном духе живешь.
Вот кот знает… Он всё знает вообще, мне так кажется… Что кот знает всё. Мне кажется, Коля сегодня был утешен. А? Как вы считаете? (Алеся: «Мне тоже так кажется…») Коля был утешен. Может быть, даже через неделю он опять приедет. Нас порадует – а? Сонь, ты была рада видеть братца, м? Да? (Алеся: «Отказалась от встречи даже с Настей Тихомировой» - Да!?... – «Когда же она тебя звала-то, Сонь? Куда вы намылились?») Погулять? Ну сколько ж можно, Сонь? Ну ты вчера нагулялась – у тебя было путешествие!.. В другой город – славный город Тверь! (Алеся: «Да, папочка. Почему-то именно в Тверь…») А что? Раньше Калинин был, в советское время. («А, это Калинин?..») Да, Калинин. Теперь Тверь. Ну пусть для тебя это будет дверь, в райское блаженство!.. В райское блаженство! Тверь в райское блаженство! (Смеюсь.) Какой-нибудь храм посещали там, да? (Соня: «Да.») Какой? Что ж ты? Самое главное ты и не помнишь. А, Сонь? Что же ты такой безсмысленный? Ты же наш… Наш дочь! (Алеся: «Не сохранилось домонгольского. Да, Сонь?») В честь кого был второй храм? (Соня шепчет: «Я не знаю!..») А что ты такой безсмысленный, а? Ну как было не узнать храм, в который ты ходил, а? Сонь! А? (Алеся: «Ты же с ангелом храма соприкасалась…») А, Сонь? Чего ты такой безсмысленный? Дочь наша! (Соня: «Запамятовала…») Чего? Чего-чего? (Алеся: «Они запамятовали…») Запамятовали!!! (Громко и долго смеюсь.) Ну ты хоть сама понимаешь, кто ты такая, а, Сонь?.. Ты хоть сама-то понимаешь? Правду всю о себе!.. (Смех.) (Алеся: «Вайнштейн она»). Да! Алейниковы мы! Алейниковы!.. (Снова смеюсь.) Н-да… (Вздыхаю. Читаю Евангелие.)
Такие печальные слова… («Сын человеческий не имеет где главы преклонити».) А что значат – «лисы», «птицы»?.. Что это такое? А? Почему Он о лисах, о птицах?.. А потому что одни женщины похожи на лис, хищные (Алеся усмехается: «Папочка»…), а другие – на птичек. Как наша мама… У тетушек есть: у лиски – норка, у птичек – гнездышко, а у мужчины, похожего на Христа, - негде и голову подклонить. Вот так вот. (Дальше читаю.)
Как бы хотелось. Только возвещать Царствие Божие. (Читаю.)
Вот мама эти слова почему-то жирным очень подчеркнула («Никтоже возложше руку на орало и озирающеся вспять не управлен в Царствие Божие».) Ей они были очень важны. (Смеюсь.) Шо нельзя оборачиваться назад! А! Кто оборачивается – тот не управлен в Царствие Божие! Да? Для мамы это очень важно было! Очень важно! Она подчеркнула даже… Да… Теперь каждый раз, когда читаю, обращаю внимание, как для мамы важно. Именно это!..
(Продолжение.) А сходил в храм – и появляются силы. Не важно, что ты не заметил, как они подошли. Вот это как раз и были настоящие выходные. Когда ты зарядился силами! А че? Что я должен был запомнить от этих выходных? (Алеся: «Да. Нас, папочка».) Ну а что? Что я должен был такого особенного пережить? Что? Что мы ждем от выходных? Что? Какого-то откровения?.. Вот, пожалуйста, откровение… В храм сходил, помолился, причастился – вот, откровение. Откровение твоей немощи, откровение твоей греховности, откровение милости Божией – что Господь тебя, такого, милует и спасает. И ты совершенно свежими чувствами – свежими, бодрственными – исходишь в понедельник на новые труды. Нам не нужно как такового бездействия, нам нужно получить силы на предстоящую неделю, на дальнейшую жизнь. И эти силы мы получаем в храме! Вот в этих благодатных переживаниях. Суровых, трудных, но очень освежающих. Освежающие силы. Вот я вам рассказываю как. Суббота – всенощная. Исповедовался, поспал. Уставший. С утра опять пошел, настоялся, через четыре часа возвращаешься, кофеек попьешь, снова ложишься, еще спишь два часа… И совершенно обновленный оказываешься, да?.. (Алеся смеется: «Хорошо, папочка, тебе по дому ничего не надо делать…») Ну, мамочка, вот женись – и тебе ничего не надо будет делать! (Смеемся.) На хорошей женщине только! Да. Не на соковыжималке какой-нибудь. (Дальше читаю послание к Римлянам.)
Представляете? Когда ты судишь другого человека, ты этими же самыми словами осуждаешь себя самого… Потому что – о другом человеке ты ничего не знаешь… На самом деле. Что там у него внутри… Но себя ты знаешь… И все твои характеристики о других людях – это характеристики тебя самого… И все твои вердикты, которые ты проговариваешь по отношению к другим людям, - это вердикты твоей совести в отношении тебя самого. Представляете, как всё устроено? Вот и посмотрите, о ком вы чего говорите. И кого вы к чему приговариваете. И из этого можете уже сейчас делать вывод о судах Божьих, над вами самими… Представляете, как всё страшно, а?.. Как страшно кого-то судить. А? Вот так вот устроено, как я вам говорю. Уж лучше заткнуться, и никого ни в чем не осуждать. У меня – я еще могу детей своих… Я, опять же, поставлен отцом – я должен. А вот уже на работе никого не могу – всё. Заткнись и молчи. И тоже, дети, какая-то граница есть. Если он перестает твоим дитем быть, если это уже взрослый самостоятельный человек, тоже ты не можешь судить. Всё. Он от тебя, это самое… Отделился. Это для тебя просто как, вот, другой человек. Ты не можешь его судить. Можешь судить только того, за кого ты отвечаешь, кто должен тебя слушаться. Если возникает опять ситуация, что надо возобновлять общение, и, там, он просится обратно в число твоих детей, - ну, тогда можешь снова, чего-то там, какой-то вердикт свой сказать. А если нет – всё… Всё. И я себе напоминаю это время от времени. Хотя я вот говорю всякие слова о Насте, да? Но тут есть такая тонкость. Я говорю их для вас! Не для нее! Она ведь этого не слышит ничего. Я говорю для вас! Нет, она не слышит… Я говорю для вас – чтобы вы не повторили ее ошибок. Ни в коем случае! Она уже взрослый человек, своей жизнью живет, и какой-то свой суд у Бога о ней… И может быть, она и спасется гораздо быстрей, чем я… Я же не знаю всех ее скорбей. И усилий по спасению своей души. Я этого не знаю!.. Но у нас здесь, пока она была наша, она оставила вот такой след. И я об этом вспоминаю. Чтобы вы не повторили этих ее ошибок. Понимаете, какая тонкость? Я на самом деле ее не сужу. Не су-жу. Всё, это взрослое существо. Которое по воле Божией было от нас удалено. По воле Божией! (Дальше читаю.)
То есть, долгое отсутствие наказания – оно вовсе не есть безнаказанность. А это ожидание Богом покаяния. Если ты пренебрегаешь этим – тем страшнее могут быть последствия. (Снова читаю.)
Вот это очень важный закон. Видите, в апостольских посланиях. Я вам тоже вспоминал часто, эти слова: «Скорбь и теснота всякой душе, делающей злое». Сразу постигает наказание человека, который творит недолжное. Который злой. Сразу же в душе его он испытывает гадость. Как бы он себя ни убеждал, что это не так – тут же наказывается. И это только начало того ужаса, который его ожидает. В будущем. Поэтому надо быть хорошим, и не надо быть злым. Надо быть искренним, надо быть добрым… (Опять читаю.)
Вот опять. Почему – «иудею и еллину»? Вот тогда иудеи, евреи, были особенный народ. К которым в первую очередь Бог пришел. Может быть, и до сих пор что-то такое сохраняется… Не зря у евреев такие закидоны, что они отличаются от остальных людей. Действительно, народ одаренный, народ умный… Вот. И мой папа, и его братья – они, конечно, были русские люди – прям, самая такая вот, часть русского народа – но из-за того, что они были на половину евреи, они отличались. Любители философии… Стойкость очень большая у них была. У дяди Бори до сих пор это ощущается – стойкость. Это вот какой-то такой огонь внутри, как дядя Эдик говорил – «белый огонь», такой у него образ был – «белый огонь»… И я тоже чувствую, что хотя я и русский, но вот эта фамилия, Вайнштейн, и что-то, связанное с моим происхождением, оно делает меня отличающимся от русских людей. Ну, я не берусь сказать – в лучшую или в худшую сторону. Это какие-то новые возможности мне даёт, которых нет у простых русских людей. Но в то же время и в чём-то тяжелее делает мою жизнь. Хотя бы потому, что люди прежде всего реагируют на фамилию. Но они этим согрешают. Что они перечеркивают личность. Они думают, что фамилия всё говорит о человеке. Это не всегда так бывает. Хотя Бог шельму метит. Но не всегда. Нельзя человека судить ни по имени, ни по фамилии, ни по национальности. Тем более. Об это преткнулся Батюшка. Я его любил, я ему верил, я был ему предан. Он обо мне подумал плохое. Я это переживу, потому что я стремлюсь к Богу. А его Бог может наказать. Потому что он принес реальную скорбь, не только мне, но и ни в чем не повинным детям. (Снова читаю.)
Видите, о чем он говорит? Что язычники – они могут творить дела закона, потому что закон записан внутри них. И Господь тех, кто не знает Его, по каким-то объективным причинам Его не узнал, не смог узнать Его, вот, благовествования и возможности, чудесной, жизни в Его Церкви – такой трудной и такой чудесной, - Он будет судить по совести. Потому что совесть действует и говорит в душе каждого человека. Но с христиан спрос будет больше, мы знаем гораздо больше… И гораздо больше милости в нашей жизни… Почему христиане должны быть тихие, скромные, кроткие – ВЫШЕЕСТЕСТВЕННО добрые? Потому что они под особой милостью Божией живут. Им дана такая возможность. Жить по любви еще на этой земле, на которой правда не живет. Вот такой с них спрос. Знаешь Господа, связан с Ним, причастен Ему – вот будь как агнец, будь как ангел на этой земле… Вот такое призвание христианское. Так вот… (Снова читаю.)
Обрезание – это был такой завет древним евреям, и до сих пор они соблюдают, и у мусульман то же самое – ну, отрезание крайней плоти у мальчиков. И это было образом обрезания страстей. Что вот христиане, христианская наша жизнь – она связана с обрезанием страстной нашей природы. Опять же, Господь это ДЕЛАЕТ. К тем людям, которые приближаются к Нему – такая процедура делается. Неоднократно я уже встречал такие слова – что если ты не мертвый, а живой, чтобы тебе дальше жить, иди на операцию. Из тебя вырежут больное, зараженное, гниющее, то есть страстное, ветхое твоё. Господь операцию сделает, на сердце, чтобы обновить сердце, чтобы сделать его безстрастным. Это болезненная операция. Чтобы до нее не доводить, нужно бороться со своими страстями. Не вскармливать их. Иначе придется вот такое пройти. Христианин должен быть безстрастным. Должно быть безстрастное сердце. Обрезанное сердце. Вот когда человека крестят, у него отрезают кусочек волос его. И когда постриг совершают монашеский – тоже отрезают, хохолок. Это вот как раз образ того, что отсечены будут страсти. Господь это сделает. Я вот знаю, о чем говорю, я прошел через это. Очень больно, когда умирает у тебя внутри что-то, что-то живое, но Богу неугодное. Оно живое, оно просит жизни, но Богу неугодно. И в муках умирает. А тебе кажется, что это ты умираешь. И пока оно там умрет, задохнется, ты будешь страдать. А потом оно умирает – приходит покой. И ты даже благословляешь всё то, перед чем… от чего ты перед этим так мучился и страдал. Потому что приходит покой и чистота, и новая близость к Богу, и оправдание тебя!.. Главный слушатель всё слышит…
http://proza.ru/2022/10/26/1058
https:// ridero.ru/books/vechernie_besedy-2021_mart_mai/