Красная ниточка. Глава 2

Елена Албул
"КРАСНАЯ НИТОЧКА"
Повесть (продолжение)

Глава 1 http://stihi.ru/2022/04/07/5463

2.

Вот врут, что таксисты в Москве лихачи, превышают, не соблюдают, на красный проезжают – а этот? Сидит как снулая рыба, забыл, что в машине есть педаль газа, негодовала Элеонора, слушая, как частота оборотов в её собственном моторе приближается к критической.
 
«Сапсан» тоже оказался совсем не таким стремительным, как его расписывают в рекламных роликах. Но в нём, в отличие от такси, можно было ходить, и она всё мерила ногами вагон, раздражая пассажиров. Однако с каждой сотней оставленных позади километров сердце успокаивалось; и потом, в питерском метро, по мере приближения к нужной станции, и дальше, когда полубежала к зданию больницы, обшарпанному, старой постройки, пульс становился всё реже, и она прислушивалась к этому внутреннему метроному, чувствуя, что замедлением ритма он подсказывает правильную дорогу.

Состояние тяжёлое, но стабильное, повторили ей в низком справочном окошке уже слышанное по телефону. Передачи пока не нужны. Посещения запрещены. Пациент без сознания. Из окошка высунулась не соответствующая казённому голосу рука с длинными голубыми ногтями, украшенными сентиментальными цветочками, и сунула Элеоноре бумажку с расписанием встреч с врачом. Ну отходите уже, женщина, послышалось сзади, и чей-то локоть прижался к её спине, оттесняя от источника информации, который никакой по-настоящему нужной информации дать не мог. Она отошла. Сосредоточилась, прислушалась к метроному – ага, направо, к боковой лестнице, где охранник. Сняла тонкую курточку, свернула, сунула в рюкзачок.

В последние годы врачи стали реже носить белые халаты. Теперь в моде были разноцветные хирургические костюмы, а вместо классических шапочек надевали чуть ли не банданы, на которых можно было разглядеть и бабочек, и всякую геометрическую мелочь, а у самых раскованных бывали и игривые черепушки с косточками. Говорили, что это помогает докторам избежать профессионального утомления и повысить тонус. Но белый цвет всё-таки не сдавал позиций и инстинктивно воспринимался верным знаком принадлежности к врачебному миру. Поэтому белая блузка и аккуратная седая стрижка Элеоноры, да ещё и уверенная походка сделали её частично невидимой для охранника, который лениво посматривал то вокруг, то в свой телефон. На джинсы он и внимания не обратил.
 
Она не спеша поднималась по лестнице. На четвёртом этаже пульс стал ещё медленнее, расслабились плечи. Отделение реанимации и интенсивной терапии, было написано над дверью. Она дошла до середины пустынного коридора, выкрашенного голубой краской узнаваемо-больничного оттенка, и села на неудобный диван. Прямо напротив дивана была высокая белая дверь, над ней глухое окно, через которое можно было видеть старомодные потолочные светильники внутри палаты. Сердце окончательно успокоилось. Она была на месте.
 
Ты здесь, спросила она белую дверь, но ответа пока не услышала. Ладно, молчи, молчи. Знаю, что здесь. Господи, какое счастье! Так, теперь надо понять, как там у вас всё расположено. Ряды кроватей и между ними приборы, это ясно; стоят слева от двери и справа, да, но ты-то, твоя-то кровать где – слева? Или справа?

Глаза её скользили по голубой стене, спотыкались о дверь, переходили на другую стену и скользили дальше до выхода. Дверь смотрела на неё иронически, но это Элеоноре было всё равно. Главное она уже знала – Володя там, в этом пока замкнутом для неё пространстве; он в темноте, лежит, освещаемый потолочными лампами, которые ту, особую, темноту разогнать не могут. Ну ничего, ничего, зато я уже рядом, мстительно сообщила она двери, чтоб та не думала строить из себя непреодолимую преграду. Он меня и так слышит, я знаю, а что не отвечает – да и пусть… Можешь молчать сколько хочешь, я твоё молчание всё утро в телефоне слушала, привыкла уже. Знаешь, что мне пришло в голову, пока ехала?

 Это было чистым враньём, потому что в поезде Элеоноре ничего в голову не приходило – пульс грохотал так, что уши закладывало. Но когда поднималась по больничной лестнице, действительно возникла мысль, что за все их сорок пять лет совместной жизни они ни разу не были в Питере – то есть, по-настоящему, конечно, в Ленинграде, какой он для них Питер, –  хотя и познакомились здесь, и год в университете отучились вместе, он на пятом, она на первом, пока в Москву по распределению не попали. Но вот именно во взрослой жизни чтобы специально съездить, отдохнуть, погулять – дворцы там, каналы, Северная Венеция и всё такое – вот этого не было. Притом, что оба лёгкие на подъём, путешествовать любили, и по стране ездили, и за границу. Почему никогда не заворачивали в Ленинград, нынешний Петербург– загадка. Она уже и не помнила сам город, осталось только общее впечатление чего-то избыточно нарядного да хрестоматийные названия – Невский там, Адмиралтейство, Исаакий. И вот, пожалуйста – приехали. Глупость какая-то. Да ещё эти носки. Господи, просто смешно. Она поёрзала по скользкому дивану, пытаясь усесться поудобнее, и действительно тихонько засмеялась. Всё было чепухой, всё было теперь неважно. Где-то в глубине её поднималась волна невероятного спокойствия.

Дверь вздрогнула, рывком открылась, и из неё вышел молодой врач. Элеонора благожелательно на него посмотрела. Он был, что удивительно, в белом халате с бейджиком, на котором она смогла разглядеть только имя – Андрей, в белой же шапочке, модно небритый и чем-то раздражённый.


3.

В коридоре сидела какая-то бабка. Он прошёл мимо, приняв её поначалу за санитарку, однако эта даже для питерской санитарки выглядела слишком интеллигентной, и всё-таки не бабка – тётка, хотя седая совсем, но стрижка короткая, чёткая, и спину держит не по-старушечьи; родственница, понятное дело, и кто их только сюда пускает, надо надавать по репе охранникам, устроили тут проходной двор. Мимолётно вздохнулось о том, что нормальные люди работают в нормальных современных больницах, или вообще в частных клиниках, где никто не шляется по коридорам, не мешает работать, не пристаёт с вопросами – и это не говоря уже о зарплате… Тут он притормозил. Непорядок всё-таки, сейчас заведующую принесёт нелёгкая, и начнётся песня: «Почему вы разрешаете, Андрей Вячеславович» да «Я уже не раз обращала ваше внимание, Андрей Вячеславович» и всякое такое прочее. Обернулся – тётка всё так же смотрела на него бараньими глазами...

Продолжение: глава 3 http://stihi.ru/2022/04/13/2074