Повесть (продолжение)
Глава 1 http://stihi.ru/2022/04/07/5463
Глава 2 http://stihi.ru/2022/04/11/1928
Глава 3 http://stihi.ru/2022/04/13/2074
Глава 4 http://stihi.ru/2022/04/14/1338
Глава 5 http://stihi.ru/2022/04/15/1269
Глава 6 http://stihi.ru/2022/04/16/2110
7.
Катя с деревенской обстоятельностью намывала крашеный пол, тыкаясь шваброй в плинтус.
– Что-то ты долго сегодня. Сдала?
– Сдала.
Эля села на кровать, вытянула ноги. Так, не рассиживаться, переодеться.
В дверь постучали.
– К тебе, наверное, – оживилась Катя, открывая. Собственная любовная неудача её не очень расстроила, а наблюдать за тем, как разворачиваются события в жизни подруги, было интересно. Событий, правда, было всего ничего – один только раз подруга согласилась с Володей погулять, после второго экзамена, и то полчаса всего её не было, Катя засекала. Дошли, сказала, до Стрелки, на Петропавловскую крепость посмотрели – и обратно. Погуляли, называется. И провожать себя на экзамен не даёт, и встречать не велит. Такого парня упустит, дурочка! Зависть не трогала щедрое Катино сердце, но за Володю было обидно. И, главное, зачем Эльке сейчас-то заниматься? Ведь по всему видно, что кругом отличница, и пусть на её факультете сколько-то там человек на место, но таких, как она, раз-два и обчёлся. И на вид скромная, положительная, носочки белые, блузочка отглажена – преподаватели таких любят. Сама Катя за конспектами особо не сидела, на биофаке, по слухам, был недобор.
Эля поспешно застёгивала только что расстёгнутые пуговицы; на того, кто стоял за порогом, головы не поднимала. Знала, что Володя.
– Привет. Ты сегодня долго. Сдала? На отлично?
Она кивнула, улыбнулась. Он становился таким сдержанным, когда с ней разговаривал. Будто боялся сказать что-нибудь не так. Или сделать.
– Может, пойдём тогда погуляем? У тебя же целых три дня до последнего экзамена… Пойдём?
Катя негодующе стукнула шваброй о ножку кровати – подруга, по её мнению, слишком медлила с ответом. За окном вспыхнуло высунувшееся из-за тучи солнце, и мокрый пол засверкал как дворцовый паркет.
– Ну…
Сейчас бы свернуться клубком и спать, как сурок какой-нибудь. Или енот. Правда, спячка у них зимой, а тут такое лето, такое сумасшедшее солнце!
Солнце всё и решило.
– Ладно, пойдём. Только подожди пять минут, переоденусь.
– Нет, зачем же? – торопливо возразил он. – Не надо, и так хорошо. Красивая кофточка.
Блузка была не только красивая, но и специально предназначенная для экзаменов. Эля шила её в четыре руки с мамой, которая была в этом деле настоящая мастерица, и из копеечной белой бязи, какую брали только на пелёнки, получился настоящий шедевр с рукавами-фонариками, мельчайшими складочками на груди и жемчужными немецкими пуговками. Гладить шедевр было трудно, поэтому в Ленинград Эля везла блузку с засунутой в неё картонкой, чтоб не помялась. И сейчас, когда до конца вступительных оставалось всего ничего, выглядела блузка почти идеально. Но идти в ней гулять?..
– И очень тебе идёт, – снова послышалось из коридора. Катя смотрела на подругу драматическими глазами, делая знаки в сторону двери. Эля рассмеялась, сдаваясь, и на цыпочках пошла по пламенеющему полу.
– Я, когда ехала, думала, здесь всё время дождь, а уже больше недели погода вон какая стоит – ни капельки!
Они шли по набережной. За парапетом стальным блеском переливалась река, вдоль реки тянулись сросшиеся боками дворцы.
– Это просто повезло. А так и облака, и дожди, и осенью темно, пока снег не выпадет. Зато… – он обвёл рукой водную ширь с плывущей, казалось, по ней Петропавловской крепостью, – это самый красивый город на свете.
Она уже знала, что Володя сын военного, сменил несколько школ, когда авиационный полк отца менял места дислокации, и в каких городах только не учился.
– … и другого такого в мире просто не существует, это железно. Четыре года всё это вижу, а не могу привыкнуть. Ты вот сюда посмотри! Да нет, левее, левее!
Он с такой гордостью показывал ей одно здание за другим, будто сам их построил.
После уютного Пскова с его по пояс вросшими в землю церквями Ленинград поразил Элю нечеловеческим масштабом красоты. То, что она успела за эти дни увидеть, состояло из двух стихий – воды и архитектуры. В этом городе, куда бы человек ни шёл, он обязательно приходил к воде, и в пути его сопровождали колонны, портики, выступающие вдруг из стен гипсовые лица и торсы… Вода и архитектура переплетались и срастались друг с другом так, что невозможно было представить их порознь. Дворцы требовали зеркальности, дрожащего водяного фона – и немедленно его получали, но отражения их тут же становились неотъемлемой частью воды. Во Пскове воды тоже как будто хватало, построен всё-таки на слиянии двух рек, одна из которых называется Великая, но рядом с по-настоящему величественной Невой даже произнести это название было неловко.
Они шли от одной воды и приходили к другой, мосты переводили их с берега на берег, где их ждали всё те же пилястры и портики. Эля совершенно потеряла направление, впрочем, она за ним и не следила. Ей хорошо было просто идти, идти в направлении «куда-нибудь», слушать вполуха, как Володя рассказывает, что в университет и не собирался, хотел в лётное училище, но по зрению не прошёл, зато здесь есть парашютная секция, а прыгать можно с любым зрением, даже вообще без него. У него уже больше сотни прыжков, между прочим, он не просто парашютист, а парашютист-инструктор, вот, смотри, специальный значок, такой не купишь, его заслужить надо.
Значок у него на лацкане, действительно, был хорош – белый парашют и золотой самолётик на кобальтовом фоне.
– А в этом году мне обещали дать собственную группу, женскую. То есть я сам их буду тренировать, понимаешь? И если хочешь… ну, вдруг ты захочешь прыгнуть…
Эля только смеялась, потому что смешно же – она ещё не все экзамены сдала, а он ей про парашютную секцию. «Вдруг ты захочешь прыгнуть»!
Они перешли очередной мост. Домов здесь было меньше, и выглядели они попроще. Ещё несколько улиц, и Эля сообразила, что это не просто прогулка – Володя определённо куда-то её ведёт. И хотя она уже и устала, и проголодалась, предвкушение чего-то, чего она не представляла, но точно представлял Володя, заставило обо всём забыть.
Город между тем отступил, и теперь они шли по молодому парку. Справа и слева тянулись разноцветные куртины роз. Это выглядело восхитительно и принесло неожиданное облегчение. Оказывается, обилие каменного совершенства её странным образом подавляло.
Несмотря на будний день, гуляющих среди роз было много.
– Ой, смотри – карусель! – воскликнула она. – И качели!
– Ну да, мы туда и идём, – подтвердил Володя с энтузиазмом. – Ты любишь аттракционы?
Качаться она обожала. В Летнем саду во Пскове были качели в виде больших зелёных лодок, и она могла качаться даже по три сеанса подряд, если хватало денег. Однако они миновали и качели, и цепочную карусель, куда стояла нетерпеливая очередь, и круглую карусельку с лошадками для самых маленьких. Она с весёлым недоумением взглянула на Володю, но за линией пыльной сирени уже вырастала ажурная серебряная башня. Володя ускорил шаги, срезал поворот, и они вышли на отдельную поляну, где у подножия башни стоял такой же серебряный маленький самолёт.
– Вот! – сказал он с той гордостью, с какой показывал ей дворцы. – Самое здесь лучшее – «Мёртвая петля»! Не то, что настоящий самолёт, конечно, но всё-таки.
Здесь тоже были люди, но у кассы никто не толпился.
– Потому что здесь только для взрослых, и ещё не каждый решится, – объяснил Володя.
К ним уже спешил невысокий толстячок в полотняной кепке.
– А, студент! Давненько не заходил, давненько! А барышня твоя не забоится?
– Нет, – ответил Володя, – она любит качаться.
– Ну если любит…
Толстячок провёл их за барьер, к самолётику. Публика оживилась.
– Я сяду сзади, а ты к штурвалу, там гораздо сильнее ощущение – летишь, и как будто всё небо твоё! Не так, конечно, как в настоящем самолёте…
Вслед за ним она влезла в тесную кабину, попыталась расправить юбку. Под ногами лежали широкие грязные ремни. Каблуком она толкнула их под сиденье, но рядом тут же возникла кепка, и толстячок наклонился в кабину.
– Нет-нет, барышня, сидите спокойно, тут уж я сам, это дело серьёзное, это техника безопасности, знаете ли…
Ремни крест-накрест легли ей на грудь, и не успела она возразить хотя бы словом, как что-то щёлкнуло, её с силой притянуло к сиденью, и воздушная белая блузка сморщилась под ремнями, будто стараясь от них отстраниться.
– Не-не-не, ничего не трогать, понятно? Руки на штурвал, и держитесь крепко! Слышь, девонька – штурвал не отпускать!
Эля метнула на толстяка гневный взгляд, но он уже отбежал за ограждение. Мотор внезапно взвыл, и пропеллер, на который она поначалу не обратила внимания, начал крутиться. Сзади что-то кричал Володя, но ничего не было слышно. В голове ещё додумывалась автоматически мысль, как бы всё-таки расправить блузку, а пальцы на штурвале неожиданно побелели, локти прижались к бокам. Самолёт словно нехотя двинулся вперёд, с трудом поднялся по дуге, но не удержался и тяжело ухнул обратно. Цепочкой мелькнули лица зрителей. У Эли захватило дух. Куда там псковским качелям!
Гигантское коромысло качнулось ещё раз, самолёт поднялся выше, под ним заплескалась листва, и Эля с восторгом увидела сверкнувшую за парком полоску моря. Здорово! Как же здорово! Но их уже тянуло обратно, вниз, хвостом вперёд – совершенно унизительным для настоящего самолёта образом, однако этот – ненастоящий – не сдавался, а снова и снова упрямо лез всё выше… Выше? Куда ещё выше?! Стой!.. Она поняла внезапно, что такое мёртвая петля, и похолодела. Голова запрокинулась назад, затылок прижало к чему-то твёрдому, она попыталась вдохнуть – и не смогла. Бешеная сила переворачивала её вверх ногами, подтаскивая к самой вершине, мотор ревел всё надсаднее, и вот уже самолётик на миг застыл кверху брюхом, будто не зная, куда сорваться – вперёд или назад. «Нет! Нет! Не хочу!», – кружились и переворачивались в Элиной голове обрывки не сказанных фраз, и кровь билась в висках, и грязные ремни впивались в беззащитную блузку, и кончился воздух – но в этот самый миг на её плечи легли чьи-то руки, плотно обхватили её, то ли обнимая, то ли удерживая, – кто это? зачем? не надо! нет, надо… держи меня, держи! – и тут же самолёт последним усилием вытолкнул себя вперёд и устремился вниз.
Только бы он держал её, только бы он не отпускал её, только бы он не отпускал её никогда.
Разогнавшийся самолётик пролетал теперь верхнюю точку моментально. Наверх – и вниз, взлёт – и падение, восторг – и ужас, вдох – и никакого выдоха, только жуткая сладкая судорога, и большие ладони лежат на её плечах, и кажется, что тело сейчас разорвётся от нечеловеческих, а может, неземных ощущений…
Выбираться помогал толстяк.
– Смелая барышня, рисковая. Ишь, и не пискнула ни разу.
Можно подумать, он бы услышал писк. Да там хоть в голос ори, никто ухом не шевельнёт.
– Сюда, сюда, девонька. Сейчас кавалер тебя догонит.
Перед глазами всё плыло и качалось. Да ни в жизнь я на эту штуку не сяду, послышался сзади женский голос, и мужской тут же успокаивающе забормотал, что это только кажется, что опасно, а вон, смотри, другие женщины не боятся, ну давай, ну разочек, и очереди как раз нет… Эля прислонилась к шершавому стволу, ствол внезапно ожил и зашептал в ухо:
– Здорово, правда? Конечно, не то что по-настоящему, это даже не как с парашютом прыгать, но всё равно здорово. Ты ведь не боялась, да?
Володя. Как это он так уверенно обнимает её? Эля попыталась отстраниться, но пошатнулась и сама схватилась за его руку.
– Это ничего, это с непривычки, сейчас пройдёт, не бойся. Но тебе ведь понравилось?
Он заглянул ей в лицо, и взгляд его как будто спрашивал не только об этом ужасном полёте, а ещё о чём-то.
– Ведь понравилось? – повторил он упавшим голосом.
Она опустила глаза – и вздрогнула. На белой крахмальной бязи прямо через всю грудь пролегли крест-накрест две грязные полосы. Эля непроизвольно схватилась за блузку.
– Ты… а, ты из-за кофточки? Я сейчас почищу!
И начал было отряхивать испачканную блузку, но тут же, опомнившись, отдёрнул руку.
Они стояли и смотрели друг на друга – в плотной, осязаемой тишине. Из репродуктора лилась жизнерадостная музыка, люди проходили мимо, смеялись, где-то верещали дети, но звуки словно разбивались о невидимый купол, которым были накрыты эти двое.
Тишина стала почти невыносимой. Эля до сих пор ощущала на груди прикосновения его руки и боялась пошевелиться. Что чувствовал он, она не знала, но глаза его ждали ответа – на что? И какого? Она с усилием разлепила губы:
– Я… боялась. Когда перевернулись, сначала боялась. На самом верху.
И тишина разрушилась, и стало легко-легко, и Эля засмеялась и стала сама отряхивать пострадавшую блузку, но он перехватил её руку и как-то очень утвердительно спросил:
– Но вместе ведь не так страшно, правда? Когда вместе, это же… это же здорово, когда вместе, да?
8.
Андрей и сам не знал, чем ему так мешает эта сидящая на диване тётка. Может, как раз тем, что она совершенно не мешала – не задавала вопросов, не упрашивала разрешить ей хоть одним глазком посмотреть и всякое такое прочее, не совала ему шоколадки и тем более не предлагала денег – он, разумеется, и не взял бы, но это можно было хотя бы понять...
Продолжение: глава 8 http://stihi.ru/2022/04/18/2667