Ах, эти нынешние принцы,
Нет ни доспехов, ни коня…
А ненавязчивость – мой принцип,
Вдруг принц влюблён, но не в меня?
А может, скромен иль боится?
Трусливость разве красит принца?
Напорист должен быть, отважен,
Сражаться за меня в бою…
А вдруг он не заметил даже,
Что я страдаю и люблю?
Ему черкнула б пару строчек,
Спросила б всё как есть разочек.
…Поведает корявый почерк,
Что я как дура влюблена…
Вдруг не такой шепнуть он хочет:
«Любимая» или «жена»…
Презренье станет мне наградой.
Вообразила, будто рады
Любой сапожник и портной,
Да что портной, сам королевич
Почтёт за честь назвать женой!
…Иль просто дурой! Боже мой!
Сменю причёску, юбку выше,
Пойду гулять, он, может, вышел?
А если острые колени
Ему противны? Страх какой!
Не зря ж предупреждал нас гений:
Открытость шествует с бедой.
Ах, этот Пушкин, вот проклятье!
Нет, принцу не возьмусь писать я.
Мне надоело ждать, томиться,
Пойду в окошко загляну.
Не хочет он на мне жениться?
Пускай найдёт себе княжну.
Измучит Мери, бросит Бэлу,
Украсит алым каравеллу.
И паруса, надувшись ветром,
Его пригонят в Зурбаган,
А это вроде бы край света…
Да мало ль дурочек и там…
Я жду, люблю. Вот недотёпа!
Лишь пять минут простого трёпа
Хотя бы в сквере на скамейке…
Полдня сижу, его всё нет.
Завидую его семейке,
Что с ним и в завтрак, и в обед.
Нет, он не глуп, понять способен,
Что брак со мною бесподобен.
Я б холила его посевы
В Эдеме и, храня завет,
Убила б змея вместе с Евой,
Чтоб не терзался белый свет.
Но если мимо принц опять –
Мир обречён со мной страдать.
Его любила до субботы,
На лайк нажала сгоряча,
И тут во мне сломалось что-то,
Ведь Пушкин же писал, уча…
Ох, эти классики… поэмы…
Лишь множат женские проблемы.