Когда б меня спросили, ну а что же я?
Как допустил такой бардак в стране? -
Пресек бы сразу мнения расхожие -
Не нужно плохо думать обо мне.
На ваш вопрос отвечу очень просто я,
Не стану ни лукавить, ни юлить:
- Мою судьбу убили девяностые
И оборвали в будущее нить.
И я остался, проданный и преданный,
В Союзе бывшем - Бог ему судья -
С проблемами, несчастьями и бедами,
С такими же убитыми, как я.
Не в сельве Амазонской неизученной,
Не в Занзибаре с мухами це-це -
В своей стране, голодной и измученной,
Где шли во власть подлец на подлеце.
Конечно, не найду теперь на карте я
Безвременно почившую страну,
Но в Думу лезли, словно раньше в партию,
Зачем? Не понимаете? – Ну-ну…
За правдой шли? А может, уважением? -
Ответы на поверхности лежат:
Чтоб, пользуясь служебным положением,
Срубить себе по-быстрому деньжат.
Прикормленные службами заморскими,
В систему власти мастерски вплетясь,
Трясли страну элиты компрадорские,
Иные – так и вовсе не стыдясь.
Нефтянку с оборонкой прикарманили,
Друзьям заводы стали раздавать,
Мозги народу напрочь одурманили,
А на людей всем было наплевать.
Прошлись по банкам - как пропылесосили,
Подлодки сдали на металлолом,
Заводы развалили и забросили,
Потом свалили с краденым баблом.
Как от наркоза после операции,
Страна ввалилась в черную дыру.
Сам Президент решил на днях признаться нам:
В Правительстве Российской Федерации
Сидели сплошь агенты ЦРУ.
Менты, братва – по сути одинаково:
Ни совести, ни чести, ни ума -
Так расползалась опухолью раковой
По всей стране египетская тьма.
В республиках сплошные коронации
Внезапно появившихся царьков,
А в городах под песни Комбинации
Делёж бензоколонок и ларьков.
Валютчики, барыги и обнальщики -
В безвременье хватает подлецов -
На рынках и базарах злые мальчики
Обкладывали данью продавцов.
От этой своры не было спасения,
Не мог помочь ни СОБР, ни МЧС.
Последний транш, три миллиарда зеленью,
Куда-то вовсе гибельно исчез.
В момент не стало ничего запретного -
Такие наступили времена.
И в каждой тачке слушали Каретного,
Как будто бы сидела вся страна.
Так в людях убивали все хорошее,
Что разрешили даже РНЕ.
И это все в стране, где чтили прошлое,
Хранили в семьях память о войне.
И кто тут мне поет про демократию?
Я говорил и повторю стократ:
Хоть в Питере, хоть в Туле, хоть в Бурятии –
Кто был наглее, тот и демократ.
У нас, в Твери, закрыли губернатора:
Раздел родную область под орех.
Потом и депутатов-махинаторов –
Перечислять? – да можно почти всех.
И где они сейчас: в тюрьме, на зоне ли…
Теперь все активисты и костяк…
Потом и мэра взяли, но не поняли,
За что его – могли и просто так.
Мы с кем идти хотели в дали новые,
Когда их всех по тюрьмам развезли?
А может, были мы тупоголовые? -
Не зли мой разум, память, ох, не зли!
А люди что? Хотели есть по-прежнему,
Когда пришла нежданная беда:
Ругались, пили, вспоминали Брежнева
И со столбов срезали провода.
Глушили самогон и спирт технический,
Кто помоложе – сдуру нюхал клей.
И каждый жаждал – ну, почти клинически,
Заполнить тень кладбищенских аллей.
С утра у моргов с вялыми гвоздичками
Толпились люди - будто бы в музей.
Венки с уже привычными табличками:
"От тещи, от соседей, от друзей".
И спирт Рояль в стаканчиках пластмассовых
Жег носоглотку дьявольским огнем -
Так общество, не ставшее бесклассовым,
Безвольно погибало с каждым днем.
А завтра снова прежними составами -
Уже без одного, а то и двух,
Спасались немудреными забавами:
Лакая спирт, поддерживали дух.
Чумак народу воду с кремом втюхивал,
А Кашпировский правил энурез.
Народ вино портянками занюхивал,
А кое-кто откапывал обрез.
Но умирал покорно и безропотно -
Все на потоке: водка, морг, погост…
И хоронить уже не стало хлопотно -
Как будто бы внедрили новый ГОСТ.
Агент ходил довольный с папкой кожаной,
Священник оптом жмуров отпевал,
Ну а народ, морально уничтоженный,
Последние копейки отдавал.
От голода стонали холодильники,
Пустой желудок к стойкости взывал.
По темным паркам шарили насильники -
Убийства превратились в сериал.
Телеэкраны педики заполнили -
На вид мужчины, только в неглиже -
Такой тусовку эту и запомнили
В ее предельно мерзком типаже.
Еще и наркота, и проституция,
И Черкизон, и шубы из собак…
Челночники из Польши и из Турции,
Оттуда же и водка, и табак.
Камю турецкий – гадость несусветная:
От запаха уходишь в резонанс,
И детский леденец – мечта заветная -
Один на весь родительский аванс.
Хотелось просто выйти и повеситься -
Разжать судьбы костлявые тиски.
И удавиться на ближайшей лестнице
От безнадеги, страха и тоски.
И было наплевать на всех и в частности:
Что воля, что неволя – все одно…
Осталось осознание причастности,
И четкий знак, что вляпались в говно.