Есть нагота, в которой проку нет,
взять истину,– ни тени возбужденья,
скорее, шок, на грани потрясенья,
где толщи мрака, не тревожит свет.
Нагая правда тоже лишена
эротики, пугая ногатою,
она обжечь способна немотою,
и лишь непоправимостью больна.
Нагая суть рассудка холодна,
как нагота декабрьского леса,
где у природы нет объёма, веса,
лишь тайная, как память, глубина.
Я отношусь с опаской к наготе,
за исключеньем женской. Исключенья
лишь подтверждают достоверность мненья,
как проблеск света, в полной темноте…