Из книги "А Родины бывают разные" (Винница, ГЛОБУС-Пресс, 2004г)
ПАМЯТНИК
По гребню городского шума
В ноябрьский дождь, в июльский зной
Конь скачет с всадником угрюмым,
Отягощенным мрачной думой,
Взмахнувшим властно булавой.
Его молчанья не тревожат
Ни шип машин, ни рев речей,
Ни свет Софии, с солнцем схожий,
Ни говор киевских прохожих,
Ни ласка солнечных лучей.
Застыло вечное вниманье
На занесенной булаве,
Его магнитом север манит,
И сквозь века и расстоянья
Призывно машет он Москве:
– Приди! Коленопреклоненный
Творит молитвы мой народ,
Истерзанный, изнеможденный,
Не сломленный, не покоренный
Ни властью мурз, ни воевод.
Приди помочь единоверцу,
Чтоб мог ты спать спокойно, брат,
Как в час, когда казачьим сердцем
Закрыла Сечь на Север дверцу
От Перекопа до Карпат.
Приди! Сгибаются заслоны,
Твоей поддержки братья ждут,
Горят огнем закатным склоны
И переяславские звоны
В прозрачном воздухе плывут…
Но ватой вечер вытер звуки,
На воду ветер бросил дрожь,
Ползут из нор ночные духи,
А на протянутые руки
Летит с небес холодный дождь.
И взору чудится картина,
Что конь копытом топчет тут
Не камень, мшистый и старинный,
А попирает Украину –
Ее могильную плиту.
Придавлен камнем-великаном
Времен и дел тревожный прах:
Визг женщин, рев жолнежей пьяных,
Свист сабель, крики полонянок
И стон казаков на колах.
Снегами сыпал сизый север,
Свет солнца сек сырую тьму
Над домом, где послы засели,
Чтоб Украину Алексею
Торжественно сунуть в суму.
Старшины Раду прославляли,
Роскошно реял русский стяг,
А Украиной торговали,
Секли ее и распинали
Всего лишь год иль два спустя.
И долго между псами драка
Еще велась над костью той,
Что кинул гетман двум собакам:
Правобережье – под поляком,
Левобережье – под Москвой.
Богдан же сам в безвестность канул,
Не завещав ни дом, ни власть,
И изгнан русскими штыками,
Укрылся под могильным камнем
Твой сын, пан гетман, твой Юрась.
Лишь начинался список длинный,
Когда под камнем тем почил,
Полег казацкий род орлиный,
Петрухой и Екатериной
Под корень сеченной Сечи.
Кто на чужбине, кто в застенках…
Уже угасли, как свеча
Седой Мазепа, Гордиенко,
Палий и гетман Дорошенко,
Свистит секира палача.
Под разудалые коленца
Солдат, моча усы в вине,
С штыка стирает полотенцем
Кровь женщин, стариков, младенцев
В растерзанном Батурине.
Пришла желанная подмога!
Обещанный Богданом рай
Уж наступает, слава Богу, –
Остатки казаков с порогов
Уходят к туркам за Дунай.
А где-то в Катькиной постели
Сверкает Гришкино Бельмо,
Указом всероссийской стервы
Готовя вольным гречкосеям
Благословенное ярмо.
Альфонсам раздают «пространства»,
Стада «рабочего скота».
Нашло московское дворянство
Язык с ясновельможным панством
В пирах и щелканьи кнута.
Пьют у Браницких мед мальвазий
Орлов, Гагарин, Салтыков,
Ценя охотничьи проказы,
Меняют девок кареглазых
На лошадей и гончих псов.
А вот спасать шляхетный гонор
Идут Суворова войска,
И гибнут гайдамаки гордо,
И палачи терзают Гонту
И мучают Зализняка.
Бредут покрытки-украинки,
На пана пашет стар и мал,
Мрут дети – дивные картинки,
На переяславских поминках
За них ты чашу поднимал,
Пан гетман? Своему народу
Сулил ты ЭТУ благодать?
Язык, культуру и свободу,
Жен и детей, поля и воду
За здорово живешь отдать?
В неволю продал недоумок
От бурсака до кобзаря.
В чужом краю, в степях угрюмых
Тарас Шевченко прячет думы
От взгляда злобного царя.
Великомученик Шевченко,
В краю родном огонь не стих,
Хоть власти слизывают пенки,
Хоть переполнены застенки
И запрещен родной язык.
Картофель садит на могиле
Веселый немец в колпаке.
В санкт-петербургском модном стиле
Хмельницкий-правнук водевили
Строчит на русском языке.
Все больше панство куролесит,
Пьет на балах вельможных шлюх,
Но что ж не видно барской спеси,
Когда с друзьями в Черном лесе
Свистит бесстрашный Кармелюк?
Тот дуб не буря надломила,
Не молния сожгла дотла,
Сибирь снегами на закрыла –
Устима шляхта застрелила
Предательски, из-за угла.
Украйна, ненько! Горы горя
В твои курганы улеглись,
Тебя терзают, гнут, позорят,
Из берегов выходит море,
Проснись же, Родина, проснись!
Ревет Днепро, гремит валами,
Пороги пеной взорвались,
Довольно нянчиться с врагами,
Звенеть довольно кандалами,
Проснись, Украина, проснись!
Земля пылает, шлях пылится,
Война срывает города…
Пора! Вставайте украинцы,
Прах предков к вам в сердца стучится:
Сегодня – или никогда!
Царей дыхание народов
Сдувает с трона, словно дым.
В костре семнадцатого года
Уже мерещится свобода
Под стягом желто-голубым.
Кружится пепел поминальный
В погасшем алтаре войны…
В огромном зале театральном
Голосовал Совет Центральный
За возрождение Страны.
– Карр, карр, – вороны хохотали,
Созвав подруг на новый пир, –
Пока вы там голосовали,
Вас в Брест-Литовске сторговали
Германии – в обмен на мир.
Земля грохочет под ногою
Отборных кайзеровских войск,
Псы на пустых подворьях воют,
А в «фатерлянд» текут рекою
Зерно и сало, мед и воск.
Но мир горит огнем восстаний,
Вильгельма взяли на штыки,
И мнится – снова солнце встанет
И на Украину заглянет…
Так нет – не спят большевики!
Пока германцы грязь месили,
Их шаг на западе стихал,
Покуда собирались силы –
На Директорию Россия
Как тучи двинула войска.
Россия, разделяй и властвуй!
Хохлы друг другу рвут чубы,
Чтоб вновь в едином государстве
В объятьях беспощадно-братских
Смирились прежние рабы.
Уснули батьки-атаманы,
А кто-то пальцем там, в Кремле,
Грозит: – Мазепы, басурманы,
Махны, Петлюры – сброд поганый –
Стереть их память на земле!
Стереть!
Чтоб ни лицо, ни имя,
Ни мысль потомок не сберег.
Пройдемся метлами стальными,
Ну а потом и с остальными
Мы разберемся, дайте срок!
Текли года. Взрослели дети.
Поля песочились ковром.
Мир разливался по планете,
Когда корявый призрак смерти
Встал над страной в тридцать втором.
Ставь стул для гостя дорогого!
Что есть в печи – на стол мечи!
Пирог с отборною половой,
Котлеты из коры сосновой
И с лебедою куличи.
Зерно до зернышка забрали,
Амбары вымели метлой,
В столице булки продавали,
А нас кормил Иосиф Сталин
Родной украинской землей.
– Мы трупы, мы трупы. Под камнем могильным
Нам ночью не спится, не в радость нам день.
Над нами не плачут потомки умильно,
Нас дети забыли, нас внуки забыли.
Да, впрочем, их мало осталось, детей.
В голодную зиму мы их схоронили,
У ссохшейся груди им первыми стыть,
А следом за ними и нас уложили,
Мы в братской могиле, мы в памяти сгнили,
Псы в полночь приходят над нами повыть.
Над нами бурьяны качаются пьяно,
Над нами пшеница растет и свекла,
И солнце восходит и тают туманы,
А нас не разбудишь. Мы больше не встанем,
Зарытые в землю родного села.
Мы стыли под стогом, под чьим-то порогом,
За корочкой хлеба пройдя сотни верст
К далеким райцентрам, к железным дорогам,
А там по утрам из канав и сугробов
Грузили тела штабелями на воз.
Мы трупы, мы трупы. В печальные трубы
Не дул деловито озябший оркестр.
Легли миллионы щепой лесоруба,
Забила земля посиневшие губы
Мужчин и мальчишек, старух и невест.
Простите, потомки, наш призрак с котомкой,
Стучащийся в двери опять и опять.
Хоть раз помяните нас словом негромким.
Вон запахом дыма дохнуло в потемках –
То жарит детей сумасшедшая мать…
Смерть многомиллионной сметы
Итог подбила той зимой,
А тех, кто смог дожить до лета,
Но не сумел забыть об ЭТОМ,
Прихлопнул год тридцать седьмой.
В аккорды мрачного финала
Вполз скрип Судьбы веретена,
Над миром зарево вставало,
Над рвами насыпи сравняла
Катком великая война.
Слепой войны слепая сила
Кровь выпивала, как упырь,
По Украине прокатила
И вновь назад поворотила,
Оставив выжженный пустырь.
Пора накладывать заплаты
Плывет кругами по воде.
Поют кузнечики за хатой,
Лишь на Карпатах автоматы
Еще стрекочут кое-где.
Петлей пытаясь завязаться,
Сужалась узкая тропа.
Среди лесистых гор карпатских
Последним семенем казацким
Погибли парни из УПА.
Хлеба желтеют, небо сине,
В прудах купается рассвет,
Лучи льет солнце по равнине.
Настал покой на Украине,
А Украины больше нет.
Лишь опереточным артистом,
Сбивая булавой каштан,
На валуне старинном, мшистом,
Стоит приманкой для туристов
Недоброй памяти Богдан.
1984