Как будто от тяжкого сна пробуждаясь,
Сбежав на мгновенье от призраков ночи
И губ её нежно и страстно касаясь,
Глядел в эти странно-бездонные очи.
Её называл я своей Эвридикой,
В сирень и в крапиву врастал подоконник,
Да, помнится, пахла она ежевикой,
Так пахнет ещё, засыпая, шиповник.
В высокой траве землянику срывая
Губами, хмелея, кусая сосочек,
Ей бёдра раздвинув и лоно лаская,
Вдыхал её — пахла, как клейкий листочек.
Дрожала, металась она и струилась,
И что-то шептала, и вот, содрогаясь,
В Господнем зерцале она раздвоилась,
И в ужасе чья-то душа воплощалась.