Размышления о первой терапии

Якоб Урлих
Под путеводной звездой мизантропии навсегда отойти в безмолвие,
рассеяв свой взгляд по разбросанному мерцанию, —
то искорки горизонта, дрожащие линией трассы,
которую обнимает вечер.

В единственной рваной одежде,
без золота и каменьев,
заснуть на жертвеннике —
не смириться, но искупить своим телом
эту ненависть, которая всё объемлет.

Тело есть факт, знаемый сам собой.

Опыт налип на кожу
пылью известняка,
рваной бумагой...

Тело есть факт, последнее ископаемое,
от начала залёгшее в каменистой толще,
где не может быть ни открытий, ни опыта.

К тем, кто заброшен в мир,
тем, кто заброшен миром,
сквозь тех, кем сказываются легенды,
язык молвит слово, и слово действует.

Океан, которым я был исторгнут
именно в это место, на этот берег, так приказал
вдыхать пары цианида золота,
исходящие от потоков и складок лавы
твоих огненно-рыжих волос.

Пускай два бокала вина так станут
панацеей их красных сердец,
нисхождением в тёплую прорубь безмыслия на исходе дня.

Предпоследний выдох, последний вдох, —
и на слове таком оборвётся время,
и по явлении слова страждущие
обретают Живую Жизнь.

Вселенная конечна,
Вселенная бесконечна —
мне безразлично.

Когда я закрываю комнату,
хотя и один во всём доме,
я сижу на полу, прислонившись спиной к стене,
свернувшись в себя, и слушаю тишину.
Предельно плохо — так было всегда,
и лучше уже не станет.

Смерть перестала быть
мучительным кладом
загадок и ревеляций,
и обратилась огромным домом,
в котором я до конца времён проживу один,
из которого я никогда не уйду,
из окон которого лишь иногда,
через прозрачность декабрьской полночи,
раздвинув плотные шторы, я буду
сосредоточенно вглядываться
в завершённый серебряный диск Луны.


Апрель, 2022 год