Отныне ни слова, ни эха: гранит и позёмка.
Сутулиться, прятать глаза, целовать
холеные пальцы,
а после - облизывать губы.
И горе иссохло, и грудь безрукавой реки - лишь тесёмка.
Ни осветить в ней неверующих,
ни искупаться.
На месте родного лишь грубый
не город - молчание свечек, бетона, металла.
Смотреться как в зеркало в разинутый рот
застывшего в крике,
сияющего иконостаса.
Не о таких, как мы, это время мечтало.
Все чудится, где-то здесь за углом
играют на скрипке,
безудержно, страстно
живут, размашисто пишут, сопереживают
и спорят до вздутых на шее вен,
до рукопожатья,
не создавая ни в ком кумира.
Не вышло. Под этим гранитом полуживая
река от истока к устью течет
как на распятье.
В немом
Ожидании
Мира.