ЯНВАРЬ
Январь дрожал в фате из облаков
с гусиной кожей тающих сугробов,
промозглый до синеющих основ,
до мельтешащих впадинок утробы.
Он в реверанс полнеющей луне
сложил себя, отдёрнув занавески,
и над землёй в полночной тишине
сбежались вкруг светящиеся фрески.
И та гармония в пугающей тиши
обязывает дать сигналы мозгу
на упокой. Но не случайно жизнь
проспит луны божественную позу.
Во чреве ночи теплится свеча,
но к небу притороченное пламя
обманчиво, как «лампа Ильича»,
зовущая к великой панораме.
И пусть всю ночь желтеющий магнит
стремится вытянуть на берег океаны.
(Понятней образ, коль вода сбежит
на кафель пола через бортик ванны.)
Постель обнимет тело за бока,
растопит звук подушка-хохотунья,
и зря январь срывает облака
и мучается бледным полнолуньем.
Зачем за ноль перевалил в мороз,
усугубив гриппозное явленье?
И давка жизни обнажает рост
сугробами людского испаренья.
Не замерзает облик бытия.
Ночь – самая пора для воскрешенья.
И город, словно форму для литья,
заполнит света бледное теченье.
ФЕВРАЛЬ
Сигнальные огни домов –
Ориентиры на посадку,
Когда несёмся без оглядки
Не в самом лучшем из миров.
Дрожащие деревья стынут,
И слышится морозный звон.
Но нет распахнутых окон, –
Одни согнувшиеся спины.
И звона звуковая прядь
Меня подхватывает нежно,
И ветками так сонно-снежно
Деревья льнут ко мне опять.
И опьянённое стекло
Как холст звенит – морозно-синий.
Как много света натекло!
Как молчалив стеклянный иней!
Зима! – Протяжная истома.
И часовыми у крыльца,
Как поцелуем у лица,
Плывут деревья невесомо.
МАРТ
Отсыревший мартовский туман
Напускает пелену на лица.
Знать бы нам, как долго будет длиться
Наших вёсен призрачный обман.
Как в тумане зыбкий силуэт,
Исчезает проходящий след,
Тает он на ледяном распутье.
И смеётся дождь и реки мутит.
Что ему переживать пришлось?
Чей в тумане силуэт размыло?
Может, дерево качнулося бескрыло...
Иль от нас в ночи ушедший гость.
АПРЕЛЬ. ГРОЗА
Конец апреля. Громыхая,
По крышам грохает гроза.
Дома, подъездами братаясь,
Глядят, глядят во все глаза.
И крыши, скрипочки настроя,
Замрут, уставившись в простор.
И гром колдует над игрою,
Как первоклассный дирижёр.
Между землёю и грозою
Дыханье ветра – на века –
Парит легко и обречёно,
Как меж ладоней в миг хлопка.
И на маяк грозы потешной,
На первый несерьёзный дождь
Глядят глазастые скворешни,
Жильцов угадывая дрожь.
Гроза громилой верховодит,
Вслепую действуя ножом,
Суровой ниткой молний водит
Над незажившим зимним швом.
МАЙ
Что мне, – безумному дитя
Последних лет и сновидений,
Последних призрачных парений,
Когда касаются шутя
Земной коры, травы на взлёте!
Что мне, – несносному дитя,
Что рыбкой плещется в сетях,
Пчелой в ячейке,
клетке,
соте!
Что будет мне? Воздастся чем
За нескончаемое детство
И за седое малолетство?
Что будет мне?
Воздастся чем?
И сзади охают: держись!
Держись, малыш, на повороте!
И будь смелей, малыш, на взлёте!
Что будет?
Что же, –
Будет жизнь!
ИЮНЬ
Без поручительства за дело,
За незаконченные мысли
Июнь дрожал, и солнце грело
В незаселённой синей выси.
Трава осыпана пыльцою.
Не убедительны те речи,
Когда с наигранной ленцою
Кусты кладут листву на плечи.
И запах зарослей струится
Над заводью. И зорко зренье.
Здесь время беспрерывно длится
Без чехарды перерожденья.
Здесь старость переходит в детство,
Отбросив ненавистный посох.
И встанет роща по соседству
Из штабелей намокших досок.
Июнь парил, как банщик, – бодро,
Ошпаривал заразу паром,
И грозно грохотали вёдра
С водой на огороде старом.
А ночью, сам себя измучив,
Рыдал под блёклою луною
Июнь. И надвигались тучи,
И пузырился дождь стеною.
ИЮЛЬ
Сюда, – куда бегут стремительные воды,
Сюда, – куда спешат устало облака,
Где смешанных лесов пятнистые разводы,
Где пёстрая трава подвижна и легка.
Сюда, – от суеты и жизни скоротечной,
От кухонной возни среди пустых кастрюль,
От пения глухих и радости невечной,
От чтения слепых, от принципов чистюль,
От злобы и добра, от устаревших истин,
Которые во снах о будущем ворчат,
Из мира, где живут средь шёпота и лести,
От мира, где спешат, рыдая от утрат...
Смотреть, как шелестит трава в неспешном вальсе,
В ней плавится шмелей шумящая игра,
Здесь стрекоза, шутя, усядется на пальцы,
Нечаянно прервав движение пера.
АВГУСТ
Голодный месяц обглодал скелет,
Сквозь рёберную щель играя в прятки.
Как сумасшедший, август гонится вослед
И норовит схватить за пятку.
Мне грудь открыл невидимый удар,
И кровь сосёт огрызок календарный.
Мозг запылал, и вспыхнувший пожар
Безумствует в пародиях бездарных.
Восьмой по счёту прыгает ко мне,
Вперёд клыки победно выставляя.
А сзади вздыбит шкуру на спине
Осенних месяцев промокнувшая стая.
Случается, и воин одинок.
Последний бой его застыл в легенде.
Последний бой, –
восьмой лежит у ног,
И ветер что-то воет о победе.
Я отрываю лист календаря,
Как кожу разрываю в натяженье.
Всё меньше дней в преддверье сентября,
Всё ощутимей осени скольженье.
Безумный месяц отболел своё.
Кричать не стал.
Затих светло и тихо.
И я затих.
Сквозняк один поёт,
И верещит стихов неразбериха.
СЕНТЯБРЬ
Ещё раз рассказать о том,
Что вечно мучило и злило,
Когда меня сухим листом
Судьба прошедшая кружила.
Жизнь остывает на лету,
Но, точно с замираньем почки,
С мольбою просится к листу
И разрубает мир на строчки.
...Иную родину ревную,
Где я не написал стихи,
Иную жизнь, судьбу иную
И юности иной грехи.
ОКТЯБРЬ
В дальние звуки вслушивайтесь:
То ли – листвы паденье?
Так беспредельно ясен
Скользкий осенний путь.
Вечная драма жизни
Ждёт своего завершенья.
Метит судьба навылет
Граммами смерти в грудь.
Путь беспредельно ясен,
Воздух стеклянный вымыт.
Память оставит вехи
В окаменевшей пыли.
Вечная драма жизни, –
Наш адресат уже выбыл
И, не считая ухабы,
Где-то дорогой пылит.
Сколько ему до предела
Верного, дорогого, –
От накоплений мелких
До накоплений души?
Вены обочин, твердея,
Ночью синеют бескровно.
Сколько ему до предела –
Суд над собою вершить?
Вечно срывает с места
Тяга земного пространства, –
Горькие страсти раздоров,
Душный угар пепелищ.
Вслушайтесь в шёпот заборов, –
Это упрёк постоянству,
Вечный упрёк постоянству
Чьих-то уютных жилищ.
Мы – перелётные птицы.
Крыльями пробуем струи, –
Сорные струи пожарищ,
Вздорные струи судьбы.
Вечная драма жизни
Вечный гранит гравирует,
Мы же скользим по струям
Призрачной глубины.
НОЯБРЬ. ОСЕНЬ
Уж на траве белеет первый снег,
И, сырость выдыхая, дни темнеют.
Как пасмурное небо – человек,
И облака, как род людской,
какой уж век
С утра до вечера – то злее, то добрее.
На пашне не оставив борозды
И по равнине русской расползаясь,
Стоит туман от края и до края,
Стоит ноябрь, безмолвием играя,
И осень рвёт последние плоды.
И осень манит за собой туда,
Где умирают реки подо льдами
И где гудят натужно провода
Над вьюгой занесёнными домами.
ДЕКАБРЬ
Когда смотрю на странный образ твой,
Кругла луна, и звёзды льются с неба.
Когда смотрю, по белой мостовой
Сползают тени в колком вихре снега.
А может, правда, – просто снегопад,
И заметает след, и образ тает,
И в поле я, и нет уже преград.
И вдруг упал…
И тело замерзает.