я сидел у окна и дрожал, как осина,
хоть картины бери и пиши.
мысли скачут рондадом, как от радости псина.
я один, тут вокруг ни души;
где-то кроны берез пели ласково, тая,
обнимаясь, как будто любя,
свои чувства запрятав от нежного мая.
с ними так же запрятался я;
далеко и надолго убрав в закрома,
как в амбар, на гремучий засов.
если днём еще можно, то к ночи нельзя
откупиться от этих оков;
словно вор в тишине тень, упала на стол,
горизонт утопает в свинце,
очень быстро стянуло всё небо в узор,
слышу капли стучат на торце.
зашумела трава, исподлобья гляжу
на зарницу, что в небе зависла.
зашумели слова, искупая нужду
от того, что так сердце боится;
что мне мир этот может по новому дать?
что я миру взамен обещаю?
для чего от кого-то мне что-либо ждать,
если сам ничего не башляю?
догорала свеча на столе и треща
намекала на ход скоротечный.
временная не встанет у жизни петля,
ну а я всё о вечном да вечном;
руку наскоро взгрел из чернильных потуг,
унимая мандраж и печали.
сам себе никудышный я, видимо, друг,
если быстро так нынче дичаю;
за окном не стихала весенняя дурь,
монолог мне на пользу удался.
если мир мой окажется вымышлен вдруг,
то, наверно, и я в нем остался.