Не стоят укола шипов розы кроваво красной
и позолоченного алхимиком серебра,
Того, что ныне бы назвали трудом напрасным,
Что снилось Богу чистым проявлением добра.
Сообщения оставленные без ответа,
Сгоревшие, едва тлеющие в тишине,
Как строки блокнота мертвого поэта,
Как путник без лампы, заплутавший во мгле.
Расцарапанные стены напоминали мне
об искореженной сущности бытия.
Обиды, слова - извращали картину вдвойне,
И поднимались выше собственного Я.
И все это - записки в один конец, сотрясения воздуха
и новшества странных страшных людей,
Охватывает мой разум цепями злостными,
И манит дурманом в общество нелюдей.
Борьба? Бессмысленна.
Плыть против течения, драться с ветряными мельницами,
Падать и вставать, лишь на ногах стоя изредка,
И эшафотом выстроятся пораженческие сомнения.
Однако в том то и путь, в том и смысл, и цель,
Плыть вверх к истоку Волги, рушить палкой мельничный камень,
Уничтожить империи той цитадель,
И уйти из мира хозяевами, а не гостями.
«Alors, mon cher ami» - к тебе я обращаюсь,
«Их замки рухнут, лазутчики мрут, c’est la vie,
Будем тлея согревать, привыкнешь, и я привыкаю,
Так что утри свои пресные слёзы, dois survivre».