(Читаю Евангелие от Луки.) «Смотрите, какие здесь сказаны слова. Чему подобно Царство Божие. Растущему зерну, незаметно превращающемуся в дерево. И действию закваски, которая тоже очень незаметно сквашивает всё тесто. Вот все Божии действа – они очень постепенны, очень неторопливы. Но совершенно непреклонны, надежны. Божии сроки – это не человеческие сроки. Бог безконечно более велик человека. И вот многие люди приходят в Церковь и думают, что вот сейчас всё изменится у них – и жизнь изменится, и самочувствие их изменится, но могут пройти и десять лет, и двадцать, и больше – и ничего видимым образом не поменяется. Разные причины, но в целом можно сказать, что скорость духовных процессов именно такова. Если вот так посмотреть на примере моей, допустим, жизни. Вот я могу проследить – кого? – своих родителей, бабушку я знал, слышал о дедушке, родители отца – я только слышал о бабушке, ну тоже слышал о дедушке – уже о прабабушках-прадедушках я слышал только конкретно про родителей бабы Нади своей. Больше я ничего не слышал. Ну еще я слышал, что вот прадед Михаил, Файбич, он умер от тифа. Что это был за человек? Не знаю. Это, значит, отец Марии Михайловны. А вот прадед со стороны бабы Нади – я знаю. Он был герой. Он выводил из-под бомбежек поезда, составы, имел награды за это. Но в то же время я знаю, что умер он в пьяном виде. Что он очень сильно глушил, очень сильно. Вот такой вот был Николай Иванович, прадед, а вот его отец, мой прапрадед, на фотографиях изображенный, вот это, чувствуется, был уже осмысленный человек – глаза умные, лицо спокойное, борода окладистая, похожая, вообще, на Царя Николая. И я знаю еще о прадеде, что он еще был верующий, хотя и умер в пьяном виде. У него дома еще была икона Святителя Николая, большая. И он водил своих детей раз в год в церковь, на Великий Четверг, причащаться. Ну, очевидно – причащаться… То есть это вера ему, получается, от отца досталась. Короче, вывод такой. Неслучайно я знаю именно таких своих предков. Три поколения разрушали жизнь. До меня. Три поколения! Я думаю, что со стороны мамы приблизительно так же было. Три поколения. А по Божьим всем законам, у Него всё соразмерно. Три поколения разрушало – значит, три поколения теперь должны созидать. Чтобы появился ещё один такой вот Иван Трифонович. Каким был мой прапрадед. Чтобы ещё один появился Нил Петрович. Кем он был тебе? Нил Петрович… Прадед. Вот, у мамы прадед ещё был хороший. Чем отличается мой род от маминого? У мамы прадед был хороший, у меня прадед плохой. Тогда еще такое разделение было… Но родители наши уже приблизительно одинаковые. Приблизительно. Короче, только ваши внуки, если вы будете жить правильно, - и ваши дети будут жить правильно, - ваши внуки увидят нормальную жизнь, какой она должна быть. Без уродств, здоровую, исполненную веры, милости Божией – это если вы потрудитесь в своей жизни, - вы увидите это. В этом мире, на том свете… Но это не значит, что вам ничего не достанется. Человек, который правильно живёт, он утешается надеждой. Даже если он ничего особенно положительного в жизни не имеет, Господь даёт ему надежду, эта надежда веселит сердце и утешает его. Вот такого вот мужества вы должны набраться в своей жизни, чтобы продолжить наш жизненный путь.
Надеюсь, вы уже успели понять, что другого пути просто нет. Вот смотрите, что случилось с вашими старшими, которые попытались с этого пути сойти. Мы с мамой не препятствовали. Ну, то есть, я, конечно, поборолся, опять же, как вот Маруся видела… Ты видела, Маруся, что я боролся за каждого из своих старших детей, видела? Ну, я же не могу их приневолить. Вот меньше всего из них согрешил – ну, я пока не знаю точно – то ли Соня, то ли Коля… Ну вот и смотри, какие последствия. А Настя по полной проехалась... Но то, что они нас не послушали, не отменяет необходимости им идти по тому же самому пути, по которому родители идут. Просто они потеряли время. Вот, всё то время, которое нужно было потратить на спасение души, они просто просадили, особенно Настя. А время терять нельзя. Потому что время нашей жизни ОГРАНИЧЕННО. Его не так много. Я это прекрасно уже понимаю. И я вас призываю быстрее понять. Время этой жизни очень ограниченно! Мы едва-едва можем успеть душу спасти. Едва-едва! Ты меня понимаешь, Маруся? (Маруся: «Угу».) Точно понимаешь? (Маруся: «Да».) Ты, мамочка, согласна со мной? (Алеся: «Согласна».) Вот такая огромная задача нам предстоит. Касающаяся не только нашего поколения, не только вашего, не только ваших детей, но и ваших внуков.
А дальше что нужно. Когда ваши внуки, а наши правнуки, даст Бог, станут людьми, дальше что было в поколении наших прапрадедов? Вера расшатывалась. Неслучайно их дети уже сошли с дороги прямой. Значит, им, вашим внукам, надо будет веру укреплять. Дальше надо будет крепче и крепче становиться на этом пути. Смотрите, я в своих словах говорю программу всего своего рода. Который после меня должен остаться. Всего! Я на многие десятилетия вперед эти слова говорю. И я верю, что эти слова не канут в лету. Что вы их запомните. И будете по ним жить. Даже несмотря на то, что здесь Сони нет. Я потом повторю ещё. Коле я уже сегодня это сказал. Вот так вам подобает жить. В очень многих трудах! Каждого из вас ожидает очень много трудов! И вы должны к этому приготовиться, настроиться, а потом к этому привыкнуть. А потом в этих трудах веселиться и радоваться!.. И утешаться – Богом!.. И когда вы все свои силы отдадите, вы с миром пойдёте в лучший мир. Вот такой должна быть жизнь. Как я вам сказал. И котенька со мной согласен. Вон, какой замечательный. (Маруся: «Часов шесть на моей кровати пролежал!» - Алеся: «Да ты что!» - Маруся: «Вот как пришел утром,.. и лежал до часов семи… Просто вообще, в полной нирване… Там он и храпел, и чего только там не… И мурлыкал…И пузо выставлял, и колбаской валялся… И сейчас ещё… Ага! А значит, когда на моей кровати, ты пузо вот так вот!) (Дальше читаю Евангелие.)
Видите, опять эти слова. «Первыми будут последними, последние первыми». Вся эта жизнь перевернута. Всё наоборот. Но: эта жизнь кажется, что она есть, а она раз – и ее нет. А та жизнь – кажется, что ее нет, а она раз – и есть. Просите у Бога терпения, чтобы жить по-Божиему. Это трудно. В книжках правильных всё написано хорошо, в сказках, в учебниках, в философиях, а жизнь совсем по-другому устроена, и люди взрослые с большим цинизмом творят злые дела, говорят злые речи… Всем начхать и на веру, и на доброту, и на совесть – и это всё делается открыто, и везде. Куда вы ни попадёте – обязательно будет так. Вот я работаю при Церкви – там всё равно точно так же. Всё равно то же самое. Всё отравлено! Отравлено бесовскими вот этими началами, нехорошими. И человек, который хочет по-Божьему быть, он вынужден вставать на последнее место, и никакого другого места для него… не отмерено. На этой земле. Хочешь с Богом быть? Пожалуйста – на самое последнее место. И так везде! Почему я вас ещё смиряю. И настаиваю на этом. Что я знаю, что вас ждёт!.. В какой мир вы пойдёте… Хотите начальствовать? Продавайте душу, продавайте совесть. Учитесь обижать других людей, унижать, лукавить… Тогда всё у вас получится. (Алеся: «Но бывает, что Господь соединяет и благополучие… Знаешь, когда заслуги… За твои заслуги пошлет тебе такую хорошую, добрую, тихую жизнь… И твоим детям…» Вздыхаю.) Может быть, Алесенька. Но вот пока вот эти Батюшкины слова, что, вот, везде правят евреи… Что они очень злые люди… Вот… И нравственность попирается просто бесовским образом. Вот, NN этот – его поставил N. N – наполовину еврей. И он мне о нем сказал, N, и сказал с очень злобным видом, познакомился ли я с ним или нет… То есть сам NN – это орудие… Он, может, конечно, пытается смягчить, но он возник как орудие… Вот этого вот человека, который на меня так посмотрел. С нескрываемой злобой. А за что? За что? Я ему… Ну да, я сказал там несколько слов… Которым меня научили, в Церкви. Ну я попал к такому батюшке, который мне такие слова говорил… Я попал… Здесь – это же тоже Церковь. Я эти слова здесь вспомнил. В другом месте Церкви. Ну, получил вот что. Всё это очень сложные вещи. Евреи, конечно, не проклятые, но… Очень сильно зараженные гордостью. Там Батюшка говорил, что ему кто-то жизнь испортил, из евреев, за то, что он его назвал евреем. «Еврея назвал евреем». И всё. И жизни не стало. Только за это. Я понимаю. Во мне тоже очень сильное негодование вспыхивало тогда, когда меня называли евреем. «Ах я еврей! Ах я еврей!!!» Ну, а теперь понял: «Да, еврей». Хотя всегда считал себя русским. Но если вот это злое начало живёт – откуда оно во мне? В русских людях нет такого. (Алеся: «Читай».) Вот такая беда. Демонизировался народ. За столетия, прожитые без Бога, в противлении Христу. Теперь должен смиряться тише воды ниже травы. Даже такие, как я. Четвертькровки, осьмушки, тем более полукровки… Вот такая грустная правда…Так что, Алесь… А если не смиряются они, то они достигают… Они умные… Достигают больших высот, и власти, и денег, но… Они, конечно, не понимают, какие силы их водят… Просто они… У них аксиома – аксиома превосходства. Над всеми. Аксиома. Тот, кто с этим не соглашается, тот, значит, дебил. Причем такой, с которым можно… ну, всё можно сделать. (Алеся: «Эдь, читай Евангелие. Мы с тобой потом это обсудим. Читай. Читай. Посмотри на меня – ты, вообще, где был, и с кем был? Чего ты там делал?» - «С тобой я был». – «Ну чего? Картошечку тебе сегодня пожарила, вкусненькую» - «Очень. Очень вкусную». – «Пирог Натахин был»… - «Да, спасибо Наташечке, она уже спит».) Ты, Марусь, слушай, мотай… Ты выходишь главный у меня слушатель. Мотай на ус. Но никого сама не учи. Слышишь? Никого. Тебе ещё очень долго разбираться во всех этих вещах. Тебе нужно со мной общаться, вопросы задавать. Всё это не так просто, Марусечка, очень не просто. Но вот если ты научишься смиряться, тебе это в жизни очень пригодится. Очень сильно. Очень сильно. Чтобы сохранить лучшее, что в тебе есть – вот, оно всё сохраняется смирением. (Дальше читаю Евангелие.)
(«Се оставляется дом ваш пуст».) Вот видите, я говорил вам только что, о евреях, а эти слова как раз к ним и обращены. Вот не дай Бог, чтобы когда-нибудь сказал это кто-нибудь о нас. О нашей душе. Чтоб Господь так никогда не сказал: «Се, оставляется дом ваш пуст». (Дальше читаю.) Вот эти слова, которые я последние услышал от отца Виктора. Когда я его последний раз видел, вот он мне… Он уже ничего мне лично не говорил, он говорил всем, а я понимал, что эти слова говорятся мне… И вот он сказал… Что, типа, предатель… «Чего сделал?.. Пошел и рассказал… А так ничего не сделал… И лучше было бы ему, если бы ему, там, навесили жернов и бросили в глубину… И все у него умрут, вокруг него…» (Алеся: «Так. Читай дальше».) «Пока он сам не скажет: благословен грядый во имя Господне». Я эти слова передавал отцу Леонтию. Это всё очень хитро делается… Как бы, вот, все эти годы, которые мы с ним общались, они были для того, чтобы установить эту неформальную связь между нашими сердцами. Но когда она была установлена, он начал говорить вот эту гнусь. Которую я всю понимал. Я понимал, что это обращено ко мне… Вместо того, чтобы говорить доброе, он начал говорить злое. (Алеся: «Давай ты мне потом это расскажешь всё. Ладно? В очередной раз») А когда я рассказал всё это отцу Леонтию, он сказал: «Да-да. И он тоже». И он тоже. Умрёт. Все умрут. И он тоже. То есть все его слова, которые поначалу казались… Ну, просто, они были какие-то непреклонные, через них невозможно было перейти, это казалось истиной в последней инстанции, но чем дальше мы с матерью живём, тем больше видим, то какой степени он был не прав. До какой степени он заплутал, сам по себе заблудился!.. Он заблудился!.. Несмотря на своё, там, доброе сердце, на множество даров сердечных – он очень сильно заплутал. Потому что нарушил закон. Потому что служил под запрещением. Служил литургию – а ему нельзя было служить. Ему батюшка позвонил другой и сказал: «Что вы делаете, отец Виктор, это же литургия, ее с благоговением нужно служить!..» То есть он дал ему понять, какие могут быть последствия. Вот такие – что в человеке меняется знак. С плюса на минус. А человек сам этого не замечает. В нём это произошло – и в нас могло произойти. Если бы мы с ним дальше бы оставались. И все эти наши испытания, которые после этого мы приняли – это за то, что мы, сами того не замечая, помрачились… И нам теперь нужно восстанавливать наш добрый векторочек духовный… Который только один и имеет смысл. Получилось так, что вся наша семья, со всеми нашими детьми, - всё это оказалось на службе врага… Врага. И очень даже может быть – то, что с Настей стало происходить, - это был первый звоночек о том, что мы не так идём… Мы не сразу это поняли. То есть мы даже вообще не хотели так думать. Вот так вот. Учитесь на наших ошибках. Вот эти церковные законы – мы не думали, что это так строго. Это очень строго! Это гораздо более строже, чем закон уголовный, после нарушения которого людей в тюрьму сажают. Тут гораздо всё строже!.. И мы по неведению, по неопытности, по своему великодушию безсмысленному, добродушию… У нас ведь какие были интеллигентские представления? Ты меня слушаешь, Марусь? (Маруся: «Да…») Что нельзя бросать человека в беде... Что отца духовного не выбирают… Что вот мы такие, что мы не бросим… Что это наш путь, что мы должны с нашим любимым Батюшкой всё разделить… Вот такие прекраснодушные все вот эти вот, которые мы принесли с собой в Церковь, интеллигентские представления – что мы добрее добрых! Добрее самого Бога, добрее ангелов, добрее всех! Вот в результате к чему это привело. Что мы едва в чертей не обратились, вместе с вот этим вот батюшкой. И теперь вот тетя Света, которая вместе с нами с ним была, говорит единственное о Батюшке, что «дай Бог, чтобы он спасся». Она совершенно правильно говорит!.. Абсолютно верно! Там вопрос именно об этом стоит. Но для нас это опыт. Что так нельзя. Нужно время. 15 лет мы были в этом состоянии. Ну, 13, пока мы ездили к нему. Опять же, по всем этим законам, очень суровым и твердым Божиим, - столько же лет придется выбираться.
Слышишь, Маруся? (Маруся: «Да…») Если ты не устоишь, значит, следующая будет держать оборону Наташа. А она сможет?.. Надо тебе выстоять, вместе с Соней. На вас сейчас грань разрушения остановилась. На вас. Надо выстоять. И то, что я вас тащу в храм – не потому что я такой безжалостный. Понимаешь ли, зверюга. А это вам надо. Для ваших душ. Для вашего блага вечного. Не только этой жизни – вечного блага. Вот ты стоишь – молодец. На ноги внимания не обращай. Господь это решит – как-нибудь, решит. Обязательно решит! Проблему с ногами. Непременно решит! Ты перерастешь их, они перестанут у тебя болеть. В храм надо ходить, и там надо стоять. Это дело вечного спасения души. Если так не делать, придет враг и увлечет с собой в погибель. Телевизор не смотришь? Молодец! В интернет не ходишь? Молодец! Надеюсь, так оно и есть – нечего тебе там делать. Книги гадкие не читаешь? Молодец! Так теперь надо жить до конца своих дней. И муж тоже должен быть таким же. И детей так же надо воспитать. А потом и внуков. Но у меня, как бы – может быть, это иллюзия, а может быть, и действительно так – я уже давно по этому пути иду, и мне кажется, что я немножечко с собой совладал. На меня уже и телевизор, и интернет… Ну, книги мне уже неинтересны… Кроме духовного, мне ничего не интересно. Я не хочу время тратить. Я понимаю, что это совершенно ни к чему. Читать какой-нибудь там… Ну, максимум, что я могу себе позволить – вот, вам читать вот эти книги. В которых, конечно, не так много полезного, как в Евангелии, в святых отцах… И я не всё время буду вам всё это читать. Я обязательно вам и жития почитаю, и святых отцов мы с вами почитаем обязательно. Обязательно! Мы и до этого дойдём. Это самое большое, что мы вам с матерью можем передать – нашу веру. Она имеет самодовлеющую ценность. Даже если из наших детей НИКТО не пойдёт вслед за нами. Всё равно мы с матерью дойдём до конца. Даже если я один останусь, я всё равно по этому пути дойду до конца. И кто-нибудь из вас потом, уже после моей смерти, если вы отпадёте – вспомните мой образ, меня и поймёте, что надо вот так идти, как отец шёл. С таким вот самоотвержением, с таким вложением всех сил… Это не мой каприз. Это Божий путь. Мы должны на этой земле, путём креста, самоотвержения, молитвы, служения Богу – умертвить смерть. Умертвившую нас. Мы здесь рождаемся на этой земле уже мёртвые. С мёртвой душой. Поэтому мы обречены на смерть. Но мы всё-таки рождаемся не в аду. Не в темнице. Мы рождены в преддверии ада. Это преддверие ада. Мы должны своей жизнью, подвигом всей жизни, превратить его в преддверие рая. Нужно, вот, с усилием жизнь прожить. С усилием. Запоминай мои слова. Они объяснят тебе всю эту жизнь. Они объяснят всё то, что ты будешь переживать день за днём. Это правда – то, что я говорю. Чистая правда. Нужно напрячься. Собрать себя в такой волевой… волевой заряд, и всю эту жизнь (с помощью Божией!) пройти – так, как должно. (Алеся: «Аминь».) И тогда эта задача, о которой я тебе говорю, - невозможная для человека! – она будет выполнена, с помощью Божией. Вот с матерью мы этим заняты! Как может какая-нибудь Настя, какой-нибудь Коля, и какая-нибудь Соня, своими капризами, нас поколебать?.. (Алеся: «Папочка! Читай!») Вот и подумай.
(Читаю послание к Римлянам. «Умерый бо свободися от греха».) Смерть освобождает от греха. В этом ее смысл. Благой. Она пресекает грех.
О чем он здесь говорит? Что благодать упраздняет закон. Но. Это не значит, что мы должны становиться беззаконниками. Это значит, что человек, который живёт во благодати Божией, он сам собой исполняет закон, и даже больше закона! Он исполняет даже то, чего закон не требует! Даже лучше себя ведёт!.. Вот что делает Божия благодать. Если мы живём так, как Господь нас учит. С помощью Его Церкви…
Ну что, читать, нет?.. (Алеся: «Ну, папочка, пожалуй, что и некому».) Ну, ничего страшного, мамочка. Это всё от нас не уйдёт, мамочка. Мы, в конце концов, и на юге можем это всё почитать…М? Абсолютно ничего страшного…»
http://proza.ru/2022/10/26/1058
https:// ridero.ru/books/vechernie_besedy-2021_mart_mai/