Когда майский дождь перестанет стекать за шиворот и лизать руку, как верный пёс,
а бродячий кот, ветер царапаться от удовольствия, да мурлыкать на ухо —
колючий, весенний сплин свитером обнимает от плейлиста и до корней волос,
меняется чья-то жизнь резко от тихого шепота прокуренных напрочь кухонь.
Не узнать себя в зеркале и порадоваться переменам внезапным к лучшему,
отозваться на чье-то имя, когда оно и не было твоим никогда прежде,
говорить о любви, не говорить о войне, и прятаться в чем-то сладко-тягучем,
обнаружить в кармане смысл существования — опять забыл постирать одежду.
Но это к лучшему, раз вместо банкноты нашлась тема для долгого разговора,
единственного в сезоне искреннего —исповедь причастившейся лесбиянки,
бывает такое редко, когда твой вдох лязгает, как металл ручного затвора,
а человек курит, говорит что-то, шутит, выворачивается наизнанку.
Восход застает врасплох. Как ветеран по ночам, ищет потерянную конечность,
одни не могут нащупать совесть, другие нашарить просто чувство реальности,
довольно сложно себя не терять, продолжать гореть, человек ведь по сути свечка,
но на майском небе погаснут звезды, а ты всё ждешь глубокой парадоксальности.
Основа основ тут качается, как табуретка времен будущего застоя,
молчание — смерти подобно, когда Бог предлагает жизни выпить на брудершафт,
лакайте до дна, ведь негоже оставлять яд в стакане последнего водопоя,
окоченеть на рассвете для тех, кто видел достаточно — приемлемый результат.
Может весна так действует на восприятие или голод по пониманию,
только все реже радость от любых разговоров на кухнях, тем более по утру
и дело даже не в самих словах, мимике, речи или её содержании,
к сожалению скорее в желании посрывать к черту проклятую мишуру.
Если честность уже, как пропуск внутрь тебя для любого кто решит исповедаться,
может стоит задуматься: сколько в ломтике взгляда вверх синего, чистого неба?
А если ты будешь пить с Богом на старой кухне, возьми все таки, посоветуйся —
Я вот тогда узнал, что для миропорядка ему не хватает пока бюджета.