С папой, 1978г. В духовном мире нет нейтралитета

Эдуард-Владимир Вайнштейн
На руках у папы, ок.1978г. Здесь хорошо видны наши с ним отношения. И что он меня любил. Говорил мне, уже когда я женился, что мы с ним едино целое, и что ничто не разорвет эту связь между нами. Всегда благословлял все хорошее, а в начале и вдохновлял на него. Когда переехали в Солнцево, в 2000г, раз в две недели приезжал к нам и давал денежку - 500 рублей, что была очень существенная помощь, потому что зарплата моя тогда в "Крестьянке" была 7500 рублей, и 3600 из них мы отдавали за квартиру, что было очень дешево, потому что квартиру свою нам сдала прихожанка нашего Батюшки, хорошая, милая пожилая женщина... Потом, помнится, зарплата выросла до 9300, и платить мы стали 4000... Это было большое событие... Именно в Солнцево родился наш старший сын, третий ребенок, Коля, и родился после того, как дедушка его, мой папа, крестился, а накануне предсказал, что будет сын. Мне было 28. Сынок потом вырос похожий на деда как две капли воды. Когда мне было 29, а папе 66, он вышел на пенсию, и я сразу ощутил, как отпала важная опора. Он бы и дальше работал, здоровье позволяло, но не вписался в реалии новой капиталистической жизни - не мог заставить себя ставить липовые подписи под отчетами о работах, на деле не производившихся... Его 7000 стихов, из которых я набил меньше 2000, еще ждут меня. Мне всегда было больно видеть в нем, таком умном, сильном, благородном человеке с возвышенными устремлениями, печать советского времени, обезсмысливавшую его. Главное это было - любовь к выпивке. При всей своей любви к философии, святых отцов он читать не мог, и церковная жизнь для него была просто невозможной. В жизни нет нравственного, духовного нейтралитета. Сначала благословляя и поддерживая меня и нашу семью, иногда споря и не соглашаясь, под конец, уже теряя так называемую "короткую" память, после того злосчастного падения вниз головой в 65 лет, в пьяном виде, и по многу раз на день повторяя нам одно и то же, и снова забывая то, что говорил, а иногда и говоря то, чего не было, по крайней мере, наяву (тут Байден мне его напомнил), он поверил маминой клевете на мою супругу, которая, увидя, что моя мама капризничает и не хочет за ним ухаживать, стала готовить ему еду, обхаживать его... А он поверил в то, что она его захотела отравить. Это была очень тяжелая история, как потом уже выяснилось, связанная с приближением их ухода. Родители впали в крайнее ожесточение, в доме создалась просто невозможная, адская обстановка. Мы вынуждены были уехать к Алесиным родителям. Правда, вернувшись с дачи через три месяца, они тоже стали гнать нас, уже обратно. Вот тогда-то и отправил нас Батюшка к матушке Феодосии. Все, кто у нее был, сходятся в одном. Впечатления от встречи с нею были самые простые, тихие, но перемены, которые потом случались в жизни, были самые неожиданные и чудесные. Мы стояли в очереди на жилье, и пытались уже включиться в разные программы для многодетных, но ничего не получалось. В то самое время нам предложили квартиру в Подольске, но мама уперлась рогом и отказалась ставить свою подпись. Таким образом, мы выпали из всех очередей. И тут нам позвонили и предложили субсидию. Матушка Феодосия подарила нам дом. Пусть и не без трудов и не без маминых капризов, стоивших нам потери изрядной доли государственной выплаты, но квартира была куплена и состоялся переезд. Папу я видел последний раз уже добрым, но мало что понимающим, послушно слушающим мамины недобрые комментарии о нас. Он умер через два года. На последних фотографиях даже трудно его узнать. Но это был первый мой такой серьезный опыт переживания, насколько сильно меняешься, когда уходит такой близкий человек. Я реально ощутил его внутри себя, как бы внутренне укрепился - в какой-то степени, я стал им... Он мне потом снился, по-разному... Но очень утешительны были впечатления от его отпевания. Батюшку, который его отпевал, звали отец Владимир. Он был лысый и без бороды, пожилой, и сильно похожий на моего деда Кошкина, маминого отца, на которого, как она говорила, похож я. Он сказал, что очень давно уже на отпевании не чувствовал такого мира в душе, и что это очень хороший знак, и что он сам будет молиться 40 дней о рабе Божием Андрее, хотя никто его не просил об этом. И еще сказал, что когда мы говорим, что человек умер, это означает, что он просто ушел туда, откуда мы пришли и куда просто нельзя взять тело... Вот. Если человек не хочет смиряться перед волей Божией нам жить в Церкви, он должен будет смириться от своих страстей, своей злобы, своего безумия и своих физических недугов. Смириться все равно придется, потому что нельзя без смирения спастись, а Господь хочет человека спасти, и подводит его к смирению, хочет он того или нет. Всегда лучше смириться, и чем раньше, тем лучше, а когда смиришься, поймешь, как же хорошо стало и какая добрая, благая воля стояла за всеми теми и всем тем, кто и что смиряли тебя, кто и что казались тебе такими безжалостными, жестокими, злыми... Нет. Мы просто вылезли не туда и не так со своею гордостью. И этот вывих надо вправить, чтобы снова настал рай. Почему существует смерть и почему умереть своим самолюбием надо еще до смерти, иначе потом будет поздно - как говорил Григорий Богослов. 19.05.2022