(«Смердяковщина» — как явление русской истории и русской жизни. Попытка исследования.)
Как известно, понятие «смердяковщины» возникло в России после написания знаменитого романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» (1880 г.), и в дальнейшем стало обозначать некое явление в русской жизни, прообразом и символом которого стал один из персонажей романа — Павел Смердяков.
«Смердяковщина» являет собой некое постоянное и даже болезненное преклонение перед всем западным, и полное неприятие всего русского, ненависть и презрение ко всем явлениям российской действительности, и отрицание её самостоятельного национального пути развития.
Необходимо признать, что ни в одной стране мира, даже в самых худших и жесточайших сатрапиях, наподобие турецкой, никогда подобного явления не происходило, ни в одной другой стране не находилось такого количества предателей, желающих гибели своему государству...
Своего пика и расцвета данное явление достигло в 1990-е годы, после крушения СССР. В дальнейшем его влияние несколько пошло на определённый спад, но до сих пор многие его представители занимают видные и значимые посты в управлении страной, а его распространение в среде нашей творческой интеллигенции неоспоримо.
Всё это заставляет нас попытаться разобраться в истории возникновения данного явления и его дальнейшего развития в России.
Понятие «смердяковщины» можно было бы счесть синонимом «русофобии», но поскольку за «русофобией» прочно утвердилось обозначение ненависти к России и русским со стороны иностранцев, «смердяковщину» в таком случае следует рассматривать как ненависть к России самих русских.
Не следует также путать «смердяковщину» с «западничеством», поскольку последнее являет собою иное, более крупное явление и ни в коем случае одной «смердяковщиной» не исчерпывается, хотя, безусловно, многие видные «западники» были в то же время яркими представителями «смердяковщины».
Оба эти явления в нашей истории и жизни нередко следуют параллельно, а зачастую так тесно переплетаются, что их бывает трудно различить, тем не менее мы попытаемся это сделать в своём исследовании.
Истоки обоих явлений скрываются в глубине времён. Вероятно первые отдельные их проявления следует отнести к начальным контактам Русского государства с Западной Европой, дипломатическим и торговым, на рубеже 15-16 веков, когда первые русские торговые и посольские люди побывали на Западе, и очарованные его тогдашней культурой и его развитием, вынесли оттуда мысль о некой вторичности и подчинённости российской истории и государственности.
Эти люди не понимали, что сама Европа только-только начала своё культурное развитие, что буквально вчера она сама ещё прозябала в бескультурье и дикости, и только возвращение к истокам, открытие всей культуры древних Греции и Рима, заимствование многого у арабов, которые первыми открыли для себя Древний мир, со всей его философией, наукой, и искусством, — дала тогдашней Европе тот толчок, после которого её развитие стало уже постоянным и непрерывным...
В данном случае и культура Европы была вторичной по отношению к античному миру... Следует подчеркнуть, что как «западничество» (название которого говорит само за себя), так и «смердяковщину» следует относить именно к нашим связям с Западом, а не с Византией, к примеру, или с Востоком (во всех его проявлениях).
Известная фраза князя Александра Невского сказанная им (или приписываемая ему) в тяжёлый момент нашей истории, когда Государство Русское стояло перед неким цивилизационным выбором, гласит, что Восток (в те дни под ним имелась в виду Золотая Орда) может забрать у нас, русских, только тело, в то время как Запад заберёт у нас душу.
Подтверждением данной мысли можно рассматривать прозападную политику Даниила Галицкого и его преемников, которая привела к тому, что и тогдашнее Галицкое княжество и князья его, а в дальнейшем, постепенно, и всё население перестали быть русскими.
Подобной же политики (вовремя пресечённой) следовала и торговая верхушка Новгорода, управлявшая этим городом, и желавшая оторвать его от Московского царства, с дальнейшим присоединением к Польско-Литовской державе (нахождение в которой несло им, как они считали, большую экономическую выгоду и политическую свободу). Только своевременные действия государей Василия Третьего и Ивана Четвёртого остановили этот процесс... Именно Польша и Литва (позднее Речь Посполитая), олицетворяли в тот момент для России — Запад, именно туда бежали все тогдашние русские диссиденты (главнейшим из которых и неким предтечей всех последующих солженицыных и ходорковских был князь Курбский).
Позднее роль Польши заняла Швеция, затем Пруссия, Франция, Великобритания. Дела это не меняло, ибо все эти страны представляли для России враждебный Запад.
Последовавшее вслед за смертью Бориса Годунова Смутное время, когда ярко проявились прозападные (про-польские) симпатии значительной части тогдашней русской элиты, также можно рассматривать как некое проявление «западничества» и «смердяковщины».
Но, конечно же, первым русским официальным «западником» на русском престоле был государь Пётр Первый, с которого и начинается полный разрыв между простым русским народом и его «прозападной» элитой.
Этот государь проложил некий чёткий фарватер дальнейшей российской политики, которому неукоснительно следовали все его дальнейшие преемники и преемницы.
Здесь следует обозначить один из многих парадоксов русской истории: будучи западниками по взглядам, и немцами по крови, все эти государи и государыни , тем не менее, по-своему любили Россию и защищали её интересы в бесчисленных войнах, в том числе и с Западом. В чём им помогала тогдашняя российская элита, состоящая, наряду с русскими, из немцев, шведов, датчан, тех же поляков, армян, грузин, и потомков выходцев из Золотой Орды. Все они достойно служили России, и хотя порой будучи русскими по рождению, родной язык знали плохо, предпочитая ему немецкий, а затем французский, нередко отдавали за Россию свою жизнь, и в своём «западничестве» никогда не переходили той границы, которая отделяет его от «смердяковщины».
Последняя берёт своё подлинное начало, когда её уже невозможно спутать с чем-либо иным(и тут заключён следующий парадокс русской истории), в революционном освободительном движении, когда люди любящие свой народ и желавшие его освободить и сделать счастливым, вместе с тем люто ненавидели тогдашнюю Россию.
Я нисколько не хочу опорочить русских революционеров или бросить на них тень, многие из них были честнейшими и искренними людьми, бесконечно преданными своему народу и готовыми ради его будущего счастья пойти на каторгу и на виселицу. В определённой степени многих из них можно сравнить с христианскими мучениками периода гонения, а само «хождение в народ» в мировой истории сравнимо по своей страстности и жертвенности только с началом крестовых походов.
И не смотря на всё это, я вынужден, к моему глубокому сожалению, признать, что именно в революционной среде, наряду с героизмом, жертвенностью, и с преданностью своим идеалам, выкристаллизовалась и оформилась в своей сегодняшней форме «смердяковщина».
Можно спорить было ли порождено движение декабристов одним только «западничеством», но в дальнейших революционных кружках и организациях («ишутицах», «Народной расправе» Нечаева, первой и второй «Земле и воле», наконец, в «Народной воле»), наряду с «западничеством» (при всей русскости основной идеи), уже явно и неоспоримо присутствовала «Смердяковщина», в той или иной степени.
При этом необходимо признать, что и в высших кругах общества, этим революционным организациям противостоящих и провозглашавших любовь к Отечеству, по сути жила разновидность той же самой болезни, ибо любя саму империю (в отличие от революционеров), свой народ они глубоко презирали, и не желая пожертвовать ради него даже мизерной частью своих доходов, проводили свой отдых на том же самом Западе, в какой-нибудь Ницце, или Баден-Бадене...
Когда империя рухнула в 1917, «смердяковщина» вовсе не прекратила своего существования, она продолжала здравствовать и даже порой управлять. Конец российской «смердяковщине» положил, как это ни странно, Сталин, грузин по национальности.
Надо признать, что годы его правления действительно были тяжёлым испытанием, как для «смердяковщины», так и для «западничества» в целом.
Но вот Сталин умер, наступила «оттепель» и «смердяковщина» возродилась вновь с новой силой. С каждым годом она набирала силу, росла и ширилась, пока не обрушила страну в 1991-м г.
Последующее десятилетие было апофеозом «смердяковщины»: бесчисленные орды смердяковых издевались над русской культурой, над русской историей, над русскими традициями, называли русский народ самым жалким, глупым и бездарным народом в мире, спешили поцеловать туфлю каждому приезжему иностранцу...
О, это действительно нужно было видеть!
Это было какое-то всеобъемлющее самобичевание и самооплёвывание.
И главное, все получали от этого некое немыслимое наслаждение, словно всё население тогдашней России по мановению некой волшебной палочки превратилось в толпу мазохистов, которым доставляет блаженство каждое грубое и злое слово сказанное в адрес их страны и их народа.
Позднее, где-то в середине 2000-х, «смердяковщине» в России был дан некий укорот, но не стоит думать, что с ней отныне покончено.
Как уже говорилось, представители её занимают видные посты в правительстве до сих пор, ею пронизана наша научная и творческая элита в большой своей части и отечественный бизнес.
Нет никакого сомнения, что «смердяковщина» только затаилась, и при любом удобном случае вновь попытается захватить власть.
Выживет ли при этом Россия — неведомо.
***