Двор

Юрий Розенштейн
Лежат цветы железному наркому
На постаменте, где стоял Серго…
Их до сих пор, как никому другому,
Кто близко жил и те кто далеко
И стар и млад, как своему - родному
Несут, хотя годов минуло сто.

Запомнились воздушные шары
И кумачовый стяг над головами,
Почётный помню знак, вручённый маме,
Иллюзии бесценные дары.
Всё было гладко? Безусловно нет.
И всё же знал отец за что был ранен.
В те дни страна несла народам свет,
А мрак рассеян был и обезглавлен!

И я там был: родился, жил и рос,
Когда и возводили, и сносили
Гранитную скульптуру в полный рост.
И был свидетелем, что как бы не хулили,
Какая б в жилах ни струилась кровь
К наркому всенародная любовь
Не иссякала. Нас не победили!
Мы сами оба Храма сокрушили,
Разрушили страну, деревню, двор
И это наш, а не чужой позор!
(И подвиги, конечно, тоже наши).

- «Привет Тебе, Григорий от Аркаши,
Забыл небось, лет 50 тому…?»
- «Наверное лишь Богу одному
Известно где нелёгкая носила?».
 - «С развилки той когда-то увела
И нас с тобою тоже Божья сила.
Я, ты, она и он на том же месте,
Как некогда, когда мы были вместе.
Что плохо слышишь? Это просто связь…»
- «Нет, это лет убористая вязь.
Казалось, что она оборвалась,
А всё же, никогда не прерывалась.
 Конечно, буду. Завтра, ровно в пять,
Я не молчу, от счастья тихо плачу.»
- «А, что могло бы, разве, быть иначе?
Ссудил Господь друзьям друзей обнять!».

- «Здорово черти! Как вы? Ну, а мент?»
- «К нему поедем, вот невесту нашу
Дождёмся только! Ведь, любила Сашу…
Он на гизельских, вот уж 30 лет.
Не знаю, что у них там не сложилось,
Он до конца её одну любил.
Его какой – то киллер подстрелил.
Нет, не спасли… Оно остановилось
И больше никогда уже не билось».
- «Прости, ведь я не знал об этом горе.»
- «О счастье тоже Ты не знал Григорий.»

- «А вот и Маша, тучи грозовые 
С небес, сейчас, сорвётся море слёз,
А ты Мария Гришку узнаёшь?
Тогда мы тоже не были седые…»
- «Узнала сразу, дайте обниму,
Поедем к Саше, даже в непогоду,
Я б босиком пошла, сейчас, к нему,
Хотя давно привыкла дуть на воду.

А ты, Григорий, судя по всему,
Бандит – заметно даже за версту.
Я не в упрёк, упрёки ни к чему.
(Они, теперь, в таких костюмах ходят).
 А Сашка умер в форме на посту –
Судьбу не выбирают, не находят.
А, всё же, виновата в этом я…
Ну, как ты Гриша? Где твоя семья?»
- «Я вспомнил, что когда-то здесь рождён.
И вот забрёл опять в родную гавань,
Как бриг, сменивший множество знамён,
Чтоб бросить якорь и примерить саван.
Живут за океаном сыновья,
Они здесь сроду не были ни разу.
Похоже Вы и есть моя семья,
По – крайней мере, я узнал Вас сразу.

А ты Аркаша?».  – «Я-то, просто жил,
Попёрли из райкома - сократили…
Потом при Храме дьяконом служил
И снова делал то чему учили.
Нет , нет они меня не обманули,
В вопросе вашем заключён ответ -
Попали в «молоко» шальные пули,
А твёрдой веры, не было и нет.
Но я бы тоже, если б только мог
Вернулся в юность нашу - на порог!»

- «Молчит свидетель всех горячих точек?
Где ты ушных не отморозил мочек?
Кому б ещё нас вместе тут собрать
Без жалкого стремления соврать?»
- «Там было ясно всё -  где друг, где враг.
А здесь и в полдень всюду правит мрак.
Мария, вот, хотела, чтобы Сашка
Ушёл из органов, в которых слово «взятка»
Пыталась править, да и правит бал…
Он не ушёл и ничего не взял,
Наверное, за это и убили
И без него как надо «разрулили».
Моя жена твердит и день и ночь, -
Не жаль меня, так подрастает дочь!
Не после боя я решил креститься.
Мне на гражданке хочется молиться
За нас за всех, храни вас братцы Бог,
А я... Я делал только то, что мог.»

- «Сподобил Бог и посетили друга,
Да кто бы мог подумать, чтобы так…
Теперь, во двор – к себе, в начало круга,
Где кумачовый развивался флаг.

Где в августе – уже сто лет тому….
Был главный штаб народного восстанья,
А, позже, Ваши слушала признанья
Не зная про тюрьму и про суму,
И если обманула ожиданья
Прощения у каждого прошу.»

А я решил не разводить соплей,
«Махнул» сто граммов слёз – авось не струшу,
Как в зеркале свою завидев душу
В глазах совсем не чуждых мне людей.
Но тщетно собирал её по крохам
Изрядно перепаханных эпохой.
Мелькали только тени, годы, лица …
                -
А во дворе в сиреневом чаду
Беспечно, как в раю или в аду
Чирикали бесхитростные птицы.