В двадцатую луну монгольская вода
швырнула муть в уснувшую долину.
Кочевие степное,оживя,
плывёт в высоких травах,в ковыле.
Кумыса варево и терпких трам замес
клубятся,смешиваясь на прибрежном иле
и луноликие невозмутимо,
который век глядят окрест.
Мне воздух брат и Азия во мне
бурлит,ночами чавкая в пыли,
распутицу кляня,замёрзших рук от стыли,
что даже сон замёрз,
звеня одной струной
с застывшею под звёздами луной,
где безраздельно степняки царили.
и ринешься во сне куда-нибудь,
желая поменять места и стены,
слепящему лучу,найдя замены,
в прожекторах кофейни за углом,
где даже лом вписался в антураж,
узорно,как ручной багаж химеры.