Игорь Гревцев
Взрывпакет
Рассказ
С каждым мальчишкой случается такое, когда им овладевает непреодолимое желание совершить какое-нибудь великое открытие и в одночасье прославиться на всю округу, или найти старинный сундук с сокровищами, как это получилось у Тома Сойера и его приятеля Геккельбери Финна. На худой конец тайно выкопать землянку, чтобы о ней никто из посторонних не знал, собираться там узким кругом посвященных товарищей, разводить в маленькой печурке огонь, жарить сало и картошку, и прямо с огня, обжигаясь, уплетать эту вкуснятину. Ничего лучше в моих детских кулинарных воспоминаниях о том времени у меня не осталось, если, конечно, не считать раннюю черешню, что поспевала в конце мая в большом колхозном саду. Быстро набрав за пазуху спелых ягод, любители черешни лихо запрыгивали на велосипеды и что есть духу неслись по гладкой, хорошо укатанной колхозной техникой, полевой дороге. А вслед отчаянным велосипедистам еще долго раздавался заливистый лай злых сторожевых собак и грозные, но не разборчивые крики сторожа.
Но больше всего наш интерес занимало все то, что могло взрываться, гореть или стрелять. Добрые газосварщики иногда шли навстречу занудливым просьбам пацанов и выделяли на всех небольшой кусочек карбида. Проделав гвоздем дырку в консервной банке, мы накрывали ею карбид, предварительно полив его водой. Самый смелый из нас подносил горящую спичку к отверстию в банке. С громким хлопком она подлетала, наполняя восторгом наши сердца. Крики и дикие вопли выражали всю гамму переполняющих нас эмоций. Дружный лай собак из окрестных дворов, радостно поддерживал каждую удачную попытку.
А если кто-нибудь приносил несколько кусочков карбида, тогда запускали ракету. В пустую бутылку наливали немного воды, туда же бросали карбид, и заткнув горлышко кукурузной кочерыжкой, втыкали в песок горлышком вниз. Конечно, было страшно. Из укрытия, чуть дыша, мы следили за бутылкой. Очень скоро, тяжело ухнув, бутылка со свистом, стремительно взмывала высоко вверх, оставляя после себя облако пыли, а в песке воронку. Что характерно, но траекторию возврата ракеты никто не знал, поэтому замерев, самодеятельные продолжатели великих дел Королева и Циолковского сидели в кустах, в напряженном ожидании окончания полета. Наконец, где-нибудь неподалеку, раздавался громкий, сочный звук разбитого стекла и мы с облегчением переводили дух. Все эти познавательные эксперименты проводились днем, когда взрослые были на работе. Единственные, кому не нравились наши занимательные опыты, были вредные старушки. Эти божьи одуванчики с завидным постоянством мешали нам всесторонне изучать окружающий мир.
Ранней весной начиналось очередное поветрие. Из куска медной трубки, гвоздя и резинки получался отличный пугач. Громкость его выстрела зависела от количества накрошенных в трубку головок спичек.
После школы, ребята с нашей улицы собирались неподалеку на пустыре и играли в казаков-разбойников. Выстрелы пугачей вперемежку с оглушительными разрывами самодельных взрывпакетов и криками «Ура», создавали иллюзию настоящего боя. Часто, не выдержав грохота ожесточенной пальбы, которая разносилась далеко за пределы пустыря, дядька Антон, по прозвищу Торба, чей огород примыкал к пустырю, с кнутом и громкими ругательствами прибегал на поле сражения. Как неистовый Чапай, он гонялся за теми, кто замешкался и не успел удрать. Невысокого роста, сильно располневший к своим тридцати пяти годам, с торчавшими в разные стороны рыжими усами, он чем-то напоминал кота Базилио из фильма «Приключения Буратино». Несмотря на полноту, бегал он довольно быстро и его кнут частенько жалил в спину и другие части тела нерасторопных. В свою очередь, мальчишки, преодолев овраг, скрывались от него в спасительных зарослях алычи, при этом, не забывая отстреливаться. Постояв немного на краю оврага и убедившись, что больше никого нет, Торба для острастки, несколько раз, смачно щелкал кнутом и грозил, что непременно расскажет нашим родителям про все безобразия, которые здесь творятся. Закончив свою длинную и громогласную тираду, совершенно не связанную логическими переходами, он преисполненный чувством великого воина-победителя, удалялся восвояси.
После разгона, слегка потрепанные и полные решимости, как-нибудь отомстить Торбе, мы шли на окраину села, где завершали прерванное сражение.
Мой сосед, Валерка, был на четыре года старше меня и великолепно умел мастерить, все то, что так нужно было каждому мальчишке для полноценной жизни. Он знал из какого дерева лучше выбрать палку для лука, чтобы, натянутая на нее бечевка долго оставалась тугой. Вырезав из консервной банки наконечник для стрелы, он толстыми нитками приматывал его к камышовой палочке, а с другой стороны вставлял кусок пера. Такая стрела летела далеко и хорошо втыкалась.
Валерка запросто находил на деревьях особые сучки, из которых получались отличные клюшки. Почти каждый день на улице разворачивались нешуточные хоккейные баталии, где каждый представлял себя Петровым, Михайловым, Харламовым или Третьяком. Иногда на площадке сражались сразу два Харламова или Петрова, но это никому не мешало. Бывало игра затягивалась, и уже при свете уличных фонарей мы бились, как настоящие канадцы, не жалея ни себя, ни противника. Синяки и ссадины, разорванная одежда, поломанные клюшки, после таких товарищеских встреч, были обычным делом.
Я часто проводил время у Валерки дома. В небольшом сарайчике, он оборудовал себе уголок с небольшим верстаком, где и мастерил разные вещицы. Ну взять к примеру рогатки. Да лучше, чем у Валерки, я не видел ни у кого. Пытаясь повторить, что-либо подобное, я сначала долго и безуспешно мучился сам, потом плелся к нему и просил, помочь, доделать столь необходимый мне предмет. После скорого осмотра, мои заготовки летели куда подальше. Затем мы шли в сад, где он складным ножом вырезал подходящую рогатину и через полчаса изделие было готово к эксплуатации.
Однажды, морозным декабрьским днем я возвращался из школы. Я учился уже в третьем классе и с нетерпением ожидал, как, пожалуй, и все школьники, окончания второй четверти и наступления новогодних каникул. Поравнявшись с Валеркиным домом, я решил зайти к нему и узнать, когда сегодня будем играть в хоккей. Приоткрыв калитку, я несколько раз громко свистнул, это был условный сигнал. Валерка высунулся из сарая, приложил палец к губам и махнул рукой, приглашая войти. Закрыв за собой дверь сарая, я вошел. С яркого уличного света, там, казалось, темнее, чем в погребе. Постепенно глаза привыкли, я осмотрелся. У окна на деревянном верстаке лежала развернутая газета. На ней возвышалась небольшая кучка серебристых опилок. Валерка взял металлический, в насечках, продолговатый круглый прут и принялся тереть об него кусок белой железки. Блестящие опилки сверкая посыпались на газету. Я удивленно спросил его:
– Валер, а это что?
– Дюраль, не видишь, что ли. Взрывпакеты буду делать. Слышал, как сегодня за школой бахнуло?
– Ага, – протянул я, вспомнив, как на второй перемене, что-то очень громко взорвалось.
– Так это Гиря шарахнул. Его чуть директор не спалил, но он вовремя смылся.
«Дюраль», – я повторял про себя незнакомое слово, стараясь запомнить его с первого раза. Оно звучало необычно, на иностранный манер и, как все необычное, было очень заманчивым.
Валерка взял щепотку опилок, насыпал их на верстак, затем из стеклянного пузырька вытряс несколько крупинок марганца и все перемешал.
– Внимание, – торжественно произнес он, поднося к верстаку горящую спичку.
Ослепительная белая вспышка с зловещим шипением мгновенно озарила сарай, напрочь, ослепив меня. Валерка довольный произведенным эффектом, потирал руки. У меня перед глазами стояли черные круги.
– Штук на пять наточил уже, – похвастался он.
– Валер, насыпь и мне немного, – стал упрашивать я.
– Салабон еще. А, вдруг, подорвешься, как немецкий танк, а мне отвечай.
– Не подорвусь и никому не скажу, ну пожалуйста!
Но он был непреклонен. Накрутив из плотной бумаги трубок, насыпав в них дюралевых опилок и загнув концы с обеих сторон, Валерка примотал нитками к каждому взрывпакету по три спички. Я внимательно следил за манипуляциями своего старшего друга и запоминал очередность каждого действия. Затем он взял эту круглую штуковину и ударил по ней трехгранным напильником. Яркие искры разлетелись в разные стороны.
– Хочешь попробовать? – спросил он меня.
Не веря своим ушам, в то, что мне оказали такое доверие, я сильно разволновался, опасаясь за неудачу. Но подбадриваемый Валеркой, сумел собраться и успокоится. И, о чудо, у меня тоже получилось. С восторгом я ударял еще и еще. Искры разлетались по всему сараю.
– Ладно, хорош! Айда, на речку, испытания проведем, – сказал Валерка, складывая в карман шесть замечательных взрывпакетов.
По протоптанной в снегу дорожке, мы спустились к речке. Вот где было настоящее царство Деда Мороза. Кусты, где еще недавно казаки и разбойники прятались от гнева разъяренного Торбы, теперь были полностью засыпаны снегом. Печальные, они стояли с согнутыми до земли ветвями и были похожи на причудливые замерзшие фонтаны. Высокие берега речки, укрытые сверху толстым слоем снега, который свисал с краев белой пушистой шубой, напоминали части огромного кремового торта, из которых, словно свечи торчали деревья. Под тяжестью снега они склонились и сомкнулись кронами, образуя белый, сказочный тоннель по речному руслу. Мы покатались немного по льду, затем Валерка вытащил из кармана взрывпакет, чиркнул его об спичечный коробок и подбросил высоко вверх. В морозной тишине прогремел взрыв. От ударной волны снег посыпался с деревьев. Уши заложило. Небольшое белое облачко осталось висеть в воздухе. Собаки с остервенелым лаем рвались с цепей во дворах. Снег окрасился розовыми пятнами марганца, а с верху, кружась и кувыркаясь, словно снежинки, спускались мелкие кусочки бумаги, разорвавшегося взрывпакета.
– Видал? Вот это вещь! – воскликнул Валерка, хлопнув меня по плечу.
– Валер, давай еще один рванем!
– Не, остальные, когда стемнеет.
С этого дня мне не давала покоя мысль об этой круглой штуковине. Так хотелось снова ощутить в ладонях ее шероховатую поверхность и резким ударом высечь сноп искр. А самое главное, из нее можно было наточить дюрали на взрывпакет.
Как-то, в очередной раз, я зашел к Валерке. Унылый, он сидел за столом, обложившись книжками и что-то писал в толстой общей тетради.
– Завтра сочинение, – с невыразимой тоской в голосе, произнес он, – надо черновик набросать. «Витаминовна» сказала, что без него не допустит на урок.
(«Витаминовной» все называли учительницу русского языка и литературы Серафиму Вениаминовну.) Валерка снова уткнулся в тетрадь. Покрутившись немного, я собрался было уходить, но уже в коридоре, увидел на табурете то, о чем мечтал последние дни. Как бы между прочим, совершенно не надеясь на положительный ответ, я попросил у Валерки эту «штуку» на пару дней. К моему великому удивлению он с легкостью согласился.
Но в этот день использовать ее не удалось, потому что с работы рано вернулся отец. То, что такие предметы не дозволялось иметь мальчикам моего возраста, я нисколько не сомневался. Поэтому, решил ее спрятать в дровяном сарае, где хранил все свое запрещенное имущество. Я отодвинул ящик в углу сарая и засунул дюраль за поленницу, где хранил все свое богатство. А это, между прочим, рогатка, сделанная Валеркой, небольшой кусок свинца, выплавленный из старых аккумуляторов, моток фитиля, коробок спичек, две самодельные свечки, банка с дробью, пугач без резинки, и прочая ценная дребедень. Поставив ящик на место, я побежал в дом.
На следующий день, на перемене, я по секрету рассказал своим товарищам, что в ближайшее время принесу настоящий взрывпакет, а сегодня буду точить дюраль. Как? Что? Откуда? Вопросы, словно горох, сыпались со всех сторон. Я снисходительно смотрел на этих недотеп и загадочно улыбался. Прозвенел звонок, и все побежали в класс. Я знал, что они мне жутко завидуют и от этого гордость, еще сильнее распирала меня.
После уроков, на школьном дворе меня остановил Степа Мамонов. Долговязый, в конопушках, он ничем особо не выделялся среди сверстников. Учился он не плохо, в нарушениях дисциплины замечен не был, в общем наша учительница начальных классов, Мария Федотовна, была им довольна. Степа взял меня за локоть и отвел в сторону от одноклассников.
– Слушай, а ты, когда точить будешь? – спросил он меня.
– Уроки сделаю и начну, – ответил я.
– А давай вместе, я уже точил несколько раз. Знаешь, прошлой весной матери тяпку так навострил, что она, потом всю неделю меня хвалила.
– Нет, Степа, тут тебе не тяпка, это дюраль, понимаешь?
– Ну, будь другом, хоть покажи ее.
– Ладно, покажу...
Степины глаза уже было вспыхнули радостным огнем.
– Но не сегодня, – произнес я тоном, не терпящим возражений.
– А когда? – не унимался Степа.
– Может даже и завтра.
– Слушай, наточи для меня немножечко, а? – с мольбой в голосе просил он.
– Сначала себе наточу штук на пять, ну, а там, если успею, и на твою долю немного сделаю.
– Вот спасибо, – обрадовался Степа, – а я крючок рыболовный тебе принесу, тройник! Во!
И он поднял кулак с торчащим вверх большим пальцем.
– Отец, на него летом, вот такого сазана поймал, – Степа вытянул левую руку и ударил по ней, чуть ниже плеча, ребром правой ладони.
– Если не веришь, у Джикуса спроси, он видел.
– Да верю я, верю.
Попрощавшись, мы разошлись по домам. Забежав в сарай, я вытащил из тайника дюраль, взял из шкафчика плоский напильник и пока никого не было дома, решил быстро исполнить задуманное. В кухне, расстелив на столе газету, я принялся за дело. Поточив минут пять, я с удивлением заметил, что вместо тех серебристых опилок, которые я видел у Валерки, у меня получается мелкий, серый песок. Да и было его совсем немножечко. Я решил, что все дело в плоском напильнике. Сбегав в сарай за большим трехгранным напильником, я с удвоенной силой продолжил свое занятие. Но дело не спорилось. Я был озадачен. Да, значит тут есть какой-то особый секрет, о котором я не знал. И все же продолжал упорно точить до тех пор, пока родители не вернулись с работы. Успев все убрать, я завернул полученный порошок в бумажку и спрятал в карман. Если там и было с пол наперстка, то это даже хорошо. После ужина, я вышел во двор и незаметно пробрался в сарай. Хорошенько смешав порошок с марганцем, который загодя взял из маминой аптечки, я разложил все это на полене, поджег бумажку, а сам спрятался за поленницу. Почти не дыша, с замиранием сердца я следил, как огонь не торопясь, подползал к гремучей смеси. В напряженном ожидании, казалось, прошла целая вечность. Вдруг, я услышал, как открылась в доме дверь и мама с порога позвала меня. Я обмер. Если она увидит, чем я тут занимаюсь, будет грандиозный скандал, к тому же отец совсем не одобрял такие шалости. Выбежать и потушить, но огонь уже почти вплотную подобрался к дюрали. Сердце бешено колотилось. Что же делать? Мама позвала меня еще раз. Я не отзывался. Наполовину высунувшись из-за поленницы, я пытался дотянуться до клюшки, которая стояла неподалеку. Ею можно было попробовать сбить огонь. Но я не успел. Языки пламени коснулись порошка, несколько искр слетели с полена, я зажмурился... Но больше ничего не происходило. Я открыл глаза и увидел, лишь, тонкую струйку сизого дыма, которая, оторвавшись от сгоревшей бумажки, поднялась вверх и растворилась в воздухе, оставив после себя неприятный запах горелого. Я стоял и разочарованно смотрел на то, что должно было ярко вспыхнуть. Чиркнув спичкой о коробок и подождав, пока она разгорится, я положил ее прямо сверху порошка. Снова вспыхнули несколько искр, спичка догорела и на этом все закончилось. Я ничего не понимал.
– Да куда ж он запропастился?
Голос матери послышался прямо у сарая. Я бросил спички в шкафчик для инструментов и пулей выскочил во двор.
– Ты чего тут делаешь? Такая холодина, а он без шапки, заболеть хочешь, безобразник? А ну марш в дом! – напустилась она на меня.
Этой ночью я долго не мог заснуть, размышляя над своей неудачей. Что было сделано не так? Почему плохо точилась дюраль? Эти вопросы мучали меня, но оставались без ответа. Я долго ворочался, наконец, заснул. Под утро приснился сон, где я из большого бумажного кулька, насыпал всем желающим наточенной дюрали. Почему-то все ребята были незнакомые. Они толпились вокруг меня и толкаясь, протягивали вперед ладони, согнутые лодочкой. И вот, когда последний мальчишка, получив свою порцию, радостно побежал прочь, я заглянул в кулек и охнул. Он был пустой. Я тут же проснулся. Руки еще ощущали приятную тяжесть кулька, но это был всего лишь сон. Сон, где я остался с носом.
Кое-как позавтракав, в плохом настроении, я пошел в школу. Проходя мимо речки, решил быстренько проверить лед на прочность и скольжение, поэтому немного опоздал, и принеся учительнице извинения, сел на свое место. К середине урока, когда Мария Федотовна, повернулась к доске, чтобы повесить плакат с правилами безударных гласных, от Степы прилетел спичечный коробок. Открыв его, я увидел там блестящий тройной рыболовный крючок. К сожалению, мне порадовать Степу было нечем.
Закончился урок, и ребята обступили меня с расспросами. Но услышав, что я еще не точил, быстро разбежались. Остался только Степа. Угрюмый, он стоял и молчал, потом сказал с обидой:
– А я тебе крючок-то принес!
Мне стало перед ним неловко. Протянув коробок, я сказал:
– На, возьми.
– Ты мне лучше дюрали дай.
Я внимательно посмотрел на Степу. А вдруг, у него получится, промелькнула мысль.
– Идет, – сказал я, – но только на сегодня. Наточишь, сколько надо, а завтра вернешь!
– Честное октябрятское? – недоверчиво воскликнул Степа.
– Сказал же тебе!
Я не знаю, чего Степе стоило дождаться конца уроков, но, когда мы шли с ним ко мне домой, он все время вырывался вперед, торопил меня, при этом не переставая тараторить о всякой ерунде. Я его почти не слушал. Поглядывая на приятеля, думал про себя: получится у него или нет? С этими мыслями я открыл калитку, и мы вошли во двор. Степа остался ждать меня возле сарая, а я, тем временем, пытаясь нащупать рукой в тайнике заветную вещь, все еще раздумывал: дать ее Степе или нет? Ведь она же была ЧУЖАЯ! «Ладно, завтра ведь принесет назад», – успокаивал я себя.
Получив в руки дюраль, Степа удивленно, с некоторым недоверием ее рассматривал. Тогда я сбегал в сарай за трехгранным напильником. Искры получились на загляденье.
– На, сам попробуй, – предложил я ему.
Все его сомнения сразу рассеялись, после того, как ему с легкостью удалось высечь искры. Засунув дюраль в портфель и пожав мне руку, Степа помчался домой.
Со стороны, все выглядело, вроде бы, неплохо: и Степа остался доволен, и я сдержал обещание, но все равно, какое-то тяжелое чувство не отпускало меня. Примерно тоже самое испытываешь, когда в дневнике тройку на пятерку исправишь или коробку спичек из дома стащишь для пугача.
Вдруг, раздался протяжный свист. Я выглянул на улицу. Возле столба, который служил нам частью хоккейных ворот, стоял Валерка.
– В три часа выходи, играть будем, – крикнул он мне.
– Выйду! – ответил я.
Играли четыре на четыре. Я и Сережка Басов из пятого класса стояли на воротах. Хоть Сережка и был старше меня, но пропускал гораздо чаще, за что от товарищей по команде получал нелестные отзывы и обидные прозвища. Я-то знал, в чем причина. Почти все шайбы ему отгрузил лучший нападающий школы – Валерка.
В очередной раз, не сумев отразить бросок и получив от недовольных игроков порцию колкостей и насмешек, Сережка всерьез обиделся, оставил ворота и ушел. Чем тут же не преминули воспользоваться наши нападающие и еще одна шайба вкатилась теперь в пустые ворота. Ни последующая замена вратаря, ни другие ухищрения наших соперников, не помогли им хоть, как-то изменить ход встречи.
Назначив день следующей игры, мы разошлись по домам. Тяготившее чувство досады прошло и с ощущением глубокого удовлетворения от победы я быстро уснул.
На другой день, я торопился в школу, чтобы поскорее встретиться со Степой. Скоро позавтракал, собрался и на полчаса раньше обычного выскочил из дома, чем приятно удивил маму.
– Вот молодец! Каждый день бы так! – похвалила она меня.
Выбежав из переулка, я увидел знакомую фигуру в черном пальто и рыжей шапке. Это был Валерка. Он подождал меня, и мы весело продолжили путь, вспоминая лучшие моменты вчерашнего матча. Подходя к школе, Валерка сказал:
– Ты, когда домой придешь, не забудь напильник принести, мне сегодня Нэрчик дюрали обещал подогнать. Еще взрывпакетов наделаем.
– Какой напильник? – удивился я.
– Круглый, какой! Ты же сам его у меня на два дня просил!
Я поперхнулся и закашлялся. Как? Значит то, что я считал дюралью, было круглым напильником? Вот лопух, поэтому она не точилась и не горела. Не может быть! А как же искры? Они-то и сбили меня с толку. Да, опростоволосился по полной программе. Точил, как говориться, напильником напильник. Сознаться в своей глупости Валерке я, конечно, не мог, опасаясь насмешек с его стороны. Тут я вспомнил Степу и не смог удержаться от смеха, представив, как он точит «дюраль».
– Ты чего? – уставился на меня Валерка.
– Да вспомнил, как Сережка вчера из ворот сбежал, – нашелся я и расхохотался еще сильней.
– Да, подставил он своих, теперь никто его вратарем не возьмет!
– Интересно, чего там у него получилось, – размышлял я вслух о Степе.
– Да он на Коржика обиделся, тот его Лошариком назвал и нехорошим человеком, – сострил Валерка.
Мы долго смеялись вместе. Валерка над своей, как он считал, очень удачной шуткой, я же над ним и Степой. Потом мне стало не до смеха. А, вдруг Степа не вернет напильник? Что я тогда скажу Валерке? От этой мысли неприятно заныло в животе. Теперь я очень жалел, что без разрешения отдал чужую вещь.
Самые нехорошие предчувствия начали сбываться. Степы в школе не было. Прозвенел звонок и начался первый урок. Я все еще поглядывал в окно, надеясь, что Степа опаздывает, но его нигде не было видно. Дважды получив замечание от Марии Федотовны, я с горемычным видом склонился над учебником. Два урока продолжались мои страдания, к началу третьего – Степа появился в классе. Расталкивая ребят, я подбежал к нему.
– Принес?
– Сначала скажи, что ты мне подсунул, друг называется!
– Принес?! – я угрожающе зашипел.
– Мы с Виталькой весь вечер вчера точили, пока Толя Пончик не пришел.
– Да ты можешь сказать, принес или нет? – я просто выходил из себя от его болтовни.
– Он-то нам и сказал, что это не дюраль, а напильник.
– Конечно, напильник, а ты, что думал?
– Как? Ты же сказал, что это дюраль! – теперь уже возмутился Степа.
– Подумаешь! А если б я сказал, что это пряник, ты бы съел его? – съехидничал я.
– Ну, знаешь! Вот такого от тебя я не ожидал!
Было видно, что он обиделся. Поставив на скамейку портфель, Степа вытащил из него напильник.
– На, точи, только мозоли не натри, – подковырнул он меня.
Почувствовав в руках прохладную поверхность напильника, я успокоился. На сердце стало легко и мое настроение резко улучшилось.
– Ладно тебе, Степа, все это ерунда! Зато искры из него какие получаются, а?
– Да, искры, что надо! – Степа огляделся, потом незаметно для других, достал из кармана маленький блестящий треугольник.
– На, возьми. Вчера Пончик два куска принес. Мы из одного три взрывпакета сделали. А это тебе.
Мне стало стыдно перед своим товарищем. Держа в руках настоящую дюраль, я сказал ему:
– Знаешь, Степ, я обязательно принесу тебе дюрали, как только достану, и дроби дам, честное слово. Тебе шрапнели или бекасину?
– Бекасину, – он поднял голову и широко улыбнулся.
– А взрывпакет принес? – шепотом спросил я.
– Не, вчера все повзрывали. Грохоту было на всю улицу! У Витальки даже ухо левое заложило, до сих пор в него плохо слышит, а матери боится признаться. Да и у меня весь вечер звенело в ушах.
– Класс! – я с завистью смотрел на Степу.
– А ты думал, – и он с видом бывалого вояки, повидавшего много чего на своем веку, прошедшего все мыслимые и немыслимые сражения, пошел к своей парте, громко шмыгая простуженным носом.
Прозвенел звонок. Начался урок чтения. «Надо, как можно быстрее попасть домой, чтобы успеть наточить, пока Валерка будет в школе, – намечал я план действий, – да дома, хоть бы, никто не помешал». То, что точить дюраль можно не только круглым, но и любым другим напильником я, как-то не додумался.
Но обстоятельства складывались просто великолепно. После третьего урока Мария Федотовна объявила, что четвертый урок отменяется и все до завтра свободны. Словно табун диких, необъезженных скакунов, вопя на все лады, мы пронеслись по коридору школы, едва не сбив с ног техничек, которые самоотверженно, но безуспешно, с вениками и тряпками в руках, пытались противостоять неукротимой силе безумной толпы третьеклашек.
Прибежав домой, я сразу принялся за дело. Блестящие, крупные опилки сыпались на газету, серебристая кучка росла прямо на глазах, необыкновенно радуя меня. Вдруг, с улицы послышался свист. Отодвинув занавеску, я глянул в окно. У ворот стоял Валерка. Увидев меня, он стал махать рукой. Тяжело вздохнув, я взял напильник и вышел на улицу.
– Ну, что пойдем? – спросил Валерка.
– Не могу, уроков много задали, – соврал я.
– Когда сделаешь, приходи!
– Ладно, приду.
У меня уже были заготовлены бумажные трубки для взрывпакетов, поэтому мне осталось только насыпать в них дюрали, загнуть и замотать нитками концы. Но наточенной дюрали хватило только на один взрывпакет. Сделав в нем маленькую дырочку и примотав три спички, я решил тут же во дворе испробовать его. Но потом мне в голову пришла другая мысль. Я натянул валенки, нацепил шапку, в карман пальто положил оставшийся кусочек дюрали, а в другой – взрывпакет с коробком спичек и пошел к Валерке. Он сидел в своем сарае, за верстаком и выжигал на небольшой фанерке картинку из «Ну, погоди». Я был до крайности изумлен.
– Ты чего не точишь? – спросил я.
– Тсс! Отец дома, увидит, по шее даст! – прошептал он.
– А это зачем?
– Задание по трудам, до Нового года сдать надо.
Тогда я, как бы между прочим, достал из кармана дюраль, повертел в руках и пару раз подкинул кверху.
– Откуда это у тебя? – удивился Валерка.
– Места надо знать, – небрежно ответил я, доставая из другого кармана взрывпакет.
– Ничего себе, – еще больше удивился он.
Подбросив взрывпакет и ловко его поймав, я наслаждался произведенным эффектом. Да, эти минуты стоили того. Надо было еще ох, как постараться, чтобы чем-нибудь удивить Валерку. А тут он смотрел на меня, чуть ли не раскрыв рот. Я подбросил взрывпакет еще раз и в это время дверь сарая внезапно распахнулась. На пороге показался дядя Семен, отец Валерки. От неожиданности я вздрогнул и взрывпакет, падая, отскочил от ладони на верстак. Пару раз перевернувшись, он скатился с него на электрическую печку, стоявшую рядом с верстаком, которую Валерка включал для обогрева. Все произошло за считанные мгновения. Мы, не шевелясь, завороженно смотрели на красную раскаленную пружину, на которой покачивался белый взрывпакет. Как в замедленном кино, привязанные спички охватило пламенем и через секунду, вместе с ослепительной вспышкой, раздался оглушительный взрыв.
– Ва... – только и успел произнести Валеркин отец.
Потрясенные и оглушенные, мы стояли не в силах сдвинуться с места. Пружина на печке лопнула и сразу почернела. Дядя Семен от неожиданности, рванулся назад, но ударившись головой об притолоку, зацепился каблуком сапога за порожек сарая, и, пытаясь, удержать равновесие, быстро засеменил ногами. Скорее всего, навыка, бегать задом, у него не было, потому что, нелепо взмахнув руками, он плашмя растянулся на очищенной от снега дорожке. Его шапка весело подпрыгнула и почувствовав свободу, откатилась в сторону, и затаилась в снегу. Лежа на спине, дядя Семен вращал широко открытыми глазами и тяжело дышал. Оцепенение прошло. Не дожидаясь, пока он придет в себя от полученных острых ощущений, нас, словно ветром, сдуло из сарая. Как заправские спринтеры мы мчались по улице, не чувствуя тяжести валенок и ватных пальто. Несколько раз, поскользнувшись, я рыбкой летел в снег, но тут же подскакивал и продолжал увлекательную гонку. Только очутившись на речке и почувствовав себя в безопасности, нам удалось перевести дух.
До позднего вечера, мы успели исходить все окрестные улицы. Вспоминать о неприятном инциденте, не хотелось. Но, чтобы там не случилось, а домой надо было возвращаться. Расставшись у колонки, где вода не замерзала даже в сильные морозы, мы разошлись по домам.
Получив нагоняй от отца за долгое гуляние, я поужинал и лег спать. «Значит дядя Семен еще не рассказал про взрывпакет», – думал я, с надеждой, что об этом никогда не узнают родители. И сразу вспомнил про дюраль: «Как же я мог оставить ее в кармане пальто, растяпа!» Выйдя из своей комнаты, я прошел к вешалке. Словно жаром обдало меня – в карманах дюрали не было! Полночи я вспоминал до мельчайших подробностей детали происшествия. Наконец, я пришел к выводу, что скорее всего дюраль выскочила из кармана, когда я, убегая, несколько раз падал в снег.
Рано утром, пока все спали я вышел на улицу. Пройдя пару раз по вчерашнему маршруту гонки, ни с чем вернулся домой. Да и как там найдешь? За ночь столько снегу навалило, что все следы были скрыты.
Встретившись в школе со Степой, мы будто заговорщики, переглянулись, подмигнув друг другу.
– Ну, что точил? – шепотом спросил он.
– Точил! – также шепотом ответил я.
– Ну и как?
– Лучше не спрашивай.
Степа с пониманием посмотрел на меня.
– От предков влетело?
– Еще хуже!
Не понимая, что может быть еще хуже, он хотел спросить еще о чем-то, но прозвенел звонок. Все расселись по местам. Степа вопросительно поглядывал на меня, что-то пытался показывать пальцами, смешно надувал щеки, пока его не вызвали к доске.
Валерке, конечно, досталось, но не так сильно, как он предполагал. Теперь он еще больше конспирировался, когда делал всякие штуки.
Случившееся, надолго отбило у меня охоту точить дюраль и делать взрывпакеты.
Став взрослым и наблюдая, как нынешние мальчишки взрывают не самодельные, а готовые китайские петарды, я невольно вспоминаю взрывпакет, который сделал своими руками.
05.06.2015г.