Фрагменты из книги «Капризы Фатума»: ВОКРУГ ТВОРЧЕСТВА
3. ТВОРИМ, ИЛИ ТВОРИТСЯ С НАМИ?
...А мои «областные» рекомендации в приёмную комиссию не подкрепились бы ещё тремя, решающими — Николая Асеева, Бориса Слуцкого, Василия Фёдорова...
4. ОТШУМЕВШИЕ ШЕСТИДЕСЯТЫЕ…
Несколько слов о Василии Фёдорове.
Москвичи любили в те годы заглянуть на периферию, сбить оскомину и расслабиться. Как-то во Владимир прибыла небольшая, но сильная делегация: Василий Фёдоров, с ним Владимир Солоухин и молодой Вознесенский. Двое «правых» и один «левый».
Владимирцы, по традиции, встретили гостей, чем сами богаты. Фёдоров помедлил, глядя на пододвинутый к нему тонкий стакан, налитый доверху.
«Ну что ж, — говорит. — Примем за основу?»
И принял, не слабее закалённых хозяев.
Сегодня вижу: пережигали его не водка и не столичный темп жизни, эти сопутствующие факторы. Пережигала борьба, круглосуточная и чрезмерная. Один «правый» среди наседающих «левых», рыцарь с копьем перед полчищами неверных — таким, казалось, он сам себя видел и чувствовал.
Он был в самой гуще. Его сжатые поэтические формулы тут же растекались по статьям и полемикам.
«Сердца, не занятые нами,
Немедленно займёт наш враг!» (Прим. "Не мешкая")
Борьба шла «за линию сердца», поскольку умом всё равно Россию, как сказано, не понять.
«Сердца — да это же высоты,
Которых отдавать нельзя!»
Иронизируя, соглашался: я, мол, тоже за левое искусство. «За левое. Но не левее сердца».
Однако ж, блескучий блеф самозванного авангарда и в поэзии, как в живописи, не очень стеснялся. Даже Фёдоров не выдерживал: «Закрывай, Василий, душу, не выстуживай себя».
Один «левый» разъяснял мне, как своему (думал, я «левый», а я сам не знал, какой я, да и теперь не знаю). Так вот, разъяснил он примерно так: «Что Вася «правый» — суть не в этом. Беда в том, что Фёдоров — талантлив». Молвил и лицом помрачнел.
В конечном счёте не забылись имена и лица самые стоящие, всё равно каких направлений, хоть левые, хоть правые, хоть вообще ниоткуда.
Во Владимире шёл вечер поэзии, при участии москвичей. У меня были стихи о ветеране, который, спускаясь в скоростном лифте, падение ощущал сердцем: «Вот так оно пошаливает, не любит недогрузки…»
В заключительном слове Фёдоров повторил эту строчку со своим комментарием: «Вот так и стихи Николая Тарасенко — пошаливают от недогрузки…»
Сторонник строгости формы, он был по-своему прав, конечно, не одобряя и моих тогдашних «пошаливаний». Но рекомендацию для вступления в Союз писателей всё же пообещал.
— Как думаешь, — спросил я тогда Вознесенского. — Насчёт рекомендации. Даст или забудет?
Молодой и совершенно левый Андрюша развеял мои сомнения неожиданным признанием: «Правые, Коля, такие-сякие, но они слово держат».
Через годы довелось встретиться с Василием Фёдоровым в Ялтинском доме творчества, в конце зимы, когда ещё сыро и холодно.
Фёдоров приехал один. Работал. В любом мимолетном, походя, разговоре, всё та же фёдоровская прямота, безо всяких словесных выкрутасов. Шевелюра густейшая, совсем серебряная, при смуглом лице. Ни проблеска былой весёлости. Будто утратил что-то, он и его Россия. Осталась бойцовская суровость и — внутренняя деликатность.
Однажды прошёл мимо, торопясь и отворачиваясь: «Извините, — говорит (мы с ним на «ты», но со мной шла Таня), — извините, не могу подать руки. У меня, кажется, грипп». И неделю нигде не показывался.
Сколько же всем нам выпадало чисто литературных рукопожатий! В том числе и гриппозных...
НИКОЛАЙ ТАРАСЕНКО
1999.
*
http://archivsf.narod.ru/1919/nikolay_tarasenko/index.htm
(25 октября (7 ноября) 1919 – 26 июля 2017)
Советский поэт, писатель и журналист. Член Союза писателей СССР (1960), России и Украины.
Родился в Симферополе, где в итоге в поисках лучшей жизни оказались его родители: отец – участник гражданской войны, и мать – работница «Дома охраны материнства и младенчества». «Родители мои – из украинских крестьян, уже не крепостных, еще не колхозных. В то беспросветное для них время, отец, Федор Степанович, и мать, Ирина Федоровна, в поисках лучшей доли оказались на юге, где и подарили мне мою малую родину – Крым, Симферополь».
В том же году родители также приютили еще и сиротскую девочку, так что мать выкармливала сразу двоих детишек. В шесть лет пошел в школу, в 1932-м (в 13 лет), помогая семье копейкой, начал работать в художественной мастерской Деткомиссии, где рисовал шрифты для плакатов и лозунгов. В 1937 году закончил Алуштинский медицинский рабфак, затем продолжил образование в Симферопольском педагогическом институте на факультете русского языка и литературы. В 1940 году, когда на третьем курсе начались аресты студентов, Николай Тарасенко от греха подальше («Сматываюсь, Бог с ним с дипломом») переводится в Севастопольское Военно-морское училище Береговой обороны.
Тогда же, в 1940-м году состоялся его дебют – четыре стихотворения во втором выпуске альманаха «Литературный Крым». Затем была учеба в военно-морском училище, война (служил ряловым в 237 полку 5-й ударной армии), Севастопольская оборона, плен с побегом, повторный армейский призыв, освобождение Варшавы, взятие Берлина, роспись на Рейхстаге и возвращение в Симферополь. В годы войны Тарасенко не раз печатал свои стихи в фронтовых газетах. Награжден Орденами Славы третьей и второй степени.Курсант Николай Тарасенко
Имея склонность и талант к рисованию, Н. Тарасенко в 1946 году после демобилизации устраивается в артель по изготовлению фотопортретов, затем перебирается с семьей в Черкассы, где начинает работать в паровозном депо художником (рисовал номера и звезды на паровозах и тендерах). А в 1956 году переезжает во Владимир. Девять лет он провел в этом городе, и этот период отмечен творческим подъемом. Он отсылает свой стихотворный цикл «Багдадские небеса» Николаю Асееву, и в итоге (в 1960-м) становится членом Союза писателей СССР. Начинает активно печататься, его дороги пересекаются со многими известными поэтами-шестидесятниками, в разных издательствах вышло пять поэтических сборников, а также роман «А в чем оно, счастье?», написанный в соавторстве с Е.М. Аксеновой и изданным под псевдонимом «Н. Тараксен». Николай Тарасенко подумывает о переезде в Москву, но все-таки в 1966 году возвращается обратно в Симферополь.
Писал поэзию и прозу, публикуется в крымских и украинских издательствах. За свою долгую творческую жизнь выпустил полтора десятка поэтических сборников, популярно-исторические книги «Дом Грина» (1976) и «Феодосия» (1978). На его счету несколько романов, в том числе автобиографический «Капризы Фатума» (1999) и исторические «Гикия, дочь Архонта» (1996), «Месть эллинки» (1997).
«Как-то, после первых своих сборников, обратил внимание, что их заголовки начинаются с буквы «С». «Сердцем и памятью», «Синее солнце», «Скорость»…
Подумал: не Фатум ли вмешивается? Подсказывает? И ни с кем не делясь, стал и дальше, уже намеренно, называть книжки по мере выхода: «Синь-море», «Свечение», «Светотень», «Скифское эхо», «Солнцеворот», «Сердцебиенье», «Силуэты»… Правда, иногда нарушал, для разрядки.
«След Одиссея» должен был закрыть мою игру в заголовки. Но закрыл-то ее не «След», а уже сам Фатум, и не книгой, а страницей жизни: перед первым обвалом цен успел я купить старый дом на горке в любимом городе, за все свои малые рублики. Чуть промедли, и остался бы на улице, без независимой крыши над головой, на квартирном людском милосердии».
В 1992 году киевское издательство «Украинский писатель» выпустило небольшую книжку «За чертой Парфенона», в которой были собраны фантастические произведения Николая Тарасенко.
На вопрос журналиста Александра Калько «Ваше отношение к жанру фантастики?», писатель ответил следующее:
– Представь себе. Сочинил роман «За чертой Парфенона». Опять же на эллинской подоснове. Фантастика, праздник воображенья... Ведь создаешь мир, которого нет, но мог быть! А мог и не быть, если бы не мои свидетельства... Один мой приятель, фантаст-прозаик, признавался: «Знаешь, Коля, когда я пишу, я чувствую себя Богом...» У меня, конечно, до этого не доходило, но радость созидания присутствует постоянно. Николай ТарасенкоВодишь пером, но диктует не память, а воображение, и все время спрашиваешь себя: а так ли, по законам своего мира, действует придуманный человечек? Сочинять фантастику – большое, кроме всего прочего, удовольствие. И читается легко».
С 2003 года Николай Федорович Тарасенко жил и работал в Севастополе. Печатал стихи и рассказы в альманахе «Севастополь», в «Литературной газете Крыма». Здесь вышло у писателя и несколько авторских книг: выпущенные за свой счет автобиографическая повесть «Капризы Фатума» (1999) и книга философских эссе «Острова исчезающих цивилизаций» (2006), за счёт средств города сборник избранной прозы «Когда в душе светает» (2007), а также прекрасно оформленное издание о своем любимом писателе «Александр Грин в Крыму. Последний лучник» (2008).
Последней книгой Н. Тарасенко стал сборник «Невынутый осколок» (2014), в который вошли рассказы, написанные в последние годы, и роман-воспоминание, давший название всей книге и повествующий о боевой юности автора. Скончался Николай Федорович Тарасенко в июле 2017 года в возрасте 97-ми лет.
Дмитрий Николаевич Тарасенко – сын писателя, также литератор, автор многих историко-краеведческих книг о Крыме. Бард. Член Союза писателей Украины и России.
Виталий Карацупа