Дрезина российской действительности - 3

Наталья Мартишина
Сразу вспоминается  мультяшный проезд старухи Шапокляк  - воплощения зла — на дрезине. Вот «бешеная табуретка» ( одно из прозвищ дрезины) — выворачивает из-за поворота под напев неутомимой наездницы. Шапокляк поёт переделанную «Дубинушку» : «Эх. дрезинушка, ухнем, Эх, зеленая, сама пойдет».

В этом «сама пойдёт» и есть тот влекущий смысл научного познания и творчества: чуть приложить усилия — и - «пойдёт». И есть еще чуток веры в чудо: - ведь вдруг — не «пойдёт». Что тогда?

Нет,  по крайней мере, в этом музее - «идёт» у всех, и все слезают, покатавшись, довольными.

Вспоминается проезд героев на дрезине в «Сталкере» Андрея Тарковского. Герои фильма едут на «Зону» - на встречу с судьбой, с потаёнными желаниями, к моменту истины... А что такое в контексте культуры — момент истины?  Это — Страшный Суд, не меньше.

«Зона» в фильме условна, непостижима, всемогуша, всевидяща, способна исполнять любое желание, губить или миловать по своему усмотрению. Её боятся власть имущие, вооруженные люди. Она открывается только праведнику. Она карает за прегрешения против нее.  Согласитесь, в фильме «Зона» обладает признаками,  присущими только Богу.

Итак, ни много, ни мало, герои едут на встречу с Богом. Образ Бога в фильме заменён метафорически на образ «Зоны», но суть от этого не меняется.


На встречу с Богом. Едут на дрезине. Ну, или на мотодрезине, где нет рычага, какой-то моторчик. Но звука мотора мы не слышим.

Мы слышим тот мерный ритм звучания колёс на стыках рельсов.

На два такта в фильме. (Та-дам. Та-дам.)

На четыре такта слышится в Переславле. ( Та-дам, та-дам. Та-дам,та-дам.)

В фильме Тарковского мы слышим этот перестук четыре минуты экранного времени!

Это огромное время по киношным меркам, огромный метраж плёнки, роскошь!

Но вопреки метражу и доводам разума дрезина едет по экрану четыре минуты. Снято так, что мы не видим самой дрезины почти все это время. Только головы героев — а в кинозале у зрителей такие же головы — это нас дрезина везет. На встречу с Богом. На страшный суд. По белому пространству экрана — четыре минуты времени. Достаточно, чтобы подумать, с чем мы прибудем. Помнится, в перестроечные времена, когда «Сталкер» появился на экранах, зрители кучками вставали и уходили с просмотра. Кому-то было скучно. Может, кому-то было невыносимо. Но дорога на Божий Суд — не свернёт и не остановится.

Дрезина едет по экрану 4 минуты.

За этот период в «Бриллиантовой Руке»   контрабандисты успевают обтяпать свои дела, а Семён Семёнович — отправиться в дальнее плавание.
За 4 минуты в «Иване Васильевиче...»  инженер Тимофеев успевает перегреть свою машину времени, а его прекрасная супруга Зина — спеть песню о любви на фоне синего моря.

А в «Сталкере», в туманном пространстве, мы слышим только стук колёс дрезины на стыках рельсов. Идёт время.

Время нашей жизни, нашей судьбы.

Время мчит нас ко встрече с Богом.

Время медленно стучит на стыках.

Есть, о чём задуматься.

Когда под переславльским солнцем дрезина остановилась, слышно было гудение рельсов.

Звук, совсем незнакомый современникам.

«Только рельсы усталые стонут» - помните песенку про сбежавшую электричку?
Мы не шарахаемся по ночным тихим станциям. Не разгружают нынешние студенты вагоны для подработок. И даже если прибегут к последней электричке — гул города ничего не даст расслышать. Мы верим стиляжной песенке шестидесятых лет — стонут так стонут. Другое дело — услышать самим.

В лесной тишине этот стальной гул и слышится, и запоминается. И он действительно не похож на все другие звуки: сила, власть, напряжение, нежность, радость работы — вот что звучит в этом тонком и звонком гуле. И вряд ли усталость — не настолько здесь накатали, чтобы рельсам устать. Так что скорее, рельсы не стонут — они поют. А вдали кукует кукушка.
 
Я специально подгадала, чтобы привезти детей в июне — в звучащий, поющий, щебечущий лес. Мы слышали двух кукушек. Кстати, второе название музея паровозов - «Кукушка», такое название на сайте музея. Паровозы узкоколеек издавали звуки, похожие на крик кукушки. Возили рабочих да местных — своих, все услышат, многолюдья вдоль дорог не было, а колея чаше всего — одна, нет встречных, чтоб пересвистываться. Скорости небольшие. Нет причин для громкого шума. И в этом свойстве узкоколейников — что-то свойское, любованное, домашнее, как часы с кукушкой, чай из самовара...

И вот что интересно: на заброшенной станции, ставшей музеем, много ржавой, разбитой, ополовиненной техники, - до нее еще не дошли руки у небольшого коллектива работников музея (они сами все ремонтируют, восстанавливают, поддерживают...)  Но при этом нет того, что вслед за евангелистом Марком называют «мерзостью запустения», того, что  писатель Борис Шергин называл «житухиным хулиганством», а Михаил Пришвин никак не называл, просто-напросто уходя к природе.

Нет, - здесь повсюду ощущается уют. Уют жизни. Духовность уюта. И поэтому так приятно вспомнить посещение этого музея — музея узкоколеек в Талицах,
музея паровозов «Кукушка».

Впереди у нас разговор еще о паре фильмов с дрезинами.


http://stihi.ru/2022/06/18/130