«В то время, как в Париже дАртаньян снимал с Констанции корсет, -
В России, по большому счету, - не было ни интернета, ни газет,
И спать ложились рано, чтобы зря не жечь лучины,
А может, жгли ее недолго, чтоб для секса не искать причины.
Короче – на дворе стоял типичный средний век,
Сознаньем темным отличался даже знатный человек,
Еще темнее был посадский люд,
Не знал народ ни вилок, ни хрустальных блюд,
Из развлечений были лишь колядки,
Которые, за неимением лучины, - превращались в ****ки.
Чтоб ознакомиться с менталитетом тех людей,
Узнать средневековые замашки,
Я предлагаю экскурс, и в качестве гостей,
Нагрянуть в дом посадского холопа Сашки.
Он не причесан, не умыт,
Всегда от пота мокрая рубашка, -
Но, несмотря на откровенно чертовский быт, -
Всегда с улыбкой Хрюкадеев Сашка.
Лицо одутловато, хотя и веселО,
Совсем недавно он приехал в Златоглавую,
Покинув за никчемностью под Пензою село,
В погоне за богатством и за славою.
В Москве, из миллиона тогдашних старожил,
Потея под лучами солнца жаркого,
В друзья он выбрал не того, кто что – нибудь умом нажил,
А мужеложца *аркова.
Ведь быть в кузнечном деле, или столярном ремесле,
Посадскому народу тяжко,
«Вон, *арков гомосек, и я побуду в их числе»,-
Подумал Хрюкадеев Сашка.
С тех пор живут два друга на содержании бояр,
Которые порою устают от жен,
И Сашка думает: «В селе вчера еще я был доЯр,
А тут вельможами обласкан и нужон».
И напоследок, удручась убожеством,
Про грамотность спросить его решу, -
Ответит он: «Я занимаюсь только мужеложеством,
А писем вовсе не пишу…»