Стал солипсизму твёрд диван,
пусты горбы, надменны годы:
верблюд покинул караван,
разрушен Рим, гогочут готы.
Руины — место, где не место вдохам,
где абсолютное "не быть"
таит наказанного бога.
В углу он ждёт прощения. Я прощу —
чтоб дал мне рёбрышек и глины
для воскрешения мужчины,
и барбекю,
ведь рёбра с пивом —
канва любого дежавю.
Мой сайт — без плоти точка ру,
но я другую — не слеплю:
к напольному стеклу прижав лицо,
слежу, как ты идёшь неторопливо,
и чувствую, как жмёт (оно мал;)
чужое тело. И внизу дождливо,
а здесь печёт и в общем душно,
и расширяются послушно
не д;ши, а набитые слова
на коже.
Когда содрали — вопреки — дороже:
по голому страшней идёт жара.
Так хочется под дождь —
в то место, где Нева,
и круглый столик с кружкой пива,
и мимо...
Помнишь,
шёл ты мимо –
атлантов и кариатид? Я посреди
на Невском, где ветер ловит фонари.
Иди!