Дом сто лет питался человеками грубыми.
Сдуру заселились, чтобы сгинуть нечаянно.
От блевоты счастья под фабричными трубами –
до печати «убыл» на странице с печалями.
Нет уже у дома ни таблички, ни имени
(обогнёшь руину, там в тупик заворачивай,
спросят, как нашёл – не колись, не пали меня)
даже дух от дома как у пота батрачьего.
Здесь живут в неволе с нелюбимыми жёнами,
здесь обои в пятнах, штукатурка с потёками.
Окна глаз у дома – воспалённые, жёлтые,
подворотни глотка – сырость затхлая, тёмная.
В этих джунглях вечно то воруют, то празднуют,
задушевно душат, с хмурой бранью хоронят.
Летов катит мячик незрячего глаза,
и поёт-ревёт о своей обороне.