***

Он сказал, там полсотни до неба по Цельсию,
над барханами стелется вязкое марево.
След терял, попадал в молоко, как ни целился,
безнадёжно свой зов по слогам проговаривал.

Монохромность пустыни царапалась в разуме,
отдирая с сетчатки подробности облика.
Рисовал на песке, но там ветры, что спасу нет:
забирали черты, если были накоплены.

Он себе на беду допросился присниться и
песнь услышал про север в грохочущем шуме рек.
Утверждает — я день с голубыми ресницами,
отрицая в упор густоту синих сумерек.

Льюсь по горлу водой ледяного источника
и безлунно толкаю к дороге, но что же мне,
коль его же рукой фонари расколочены?

Неуслышавших много... И все — уничтожены.