* * *
Я ездил по городам, ходил в музеи,
блуждал по горам,
смотрел, как восходит и заходит солнце,
видел чудеса природы,
удивлялся картинам,
останавливался перед скульптурами,
поднимал глаза и рассматривал небо, тучи,
не мог отвести глаз от океана,
но самое прекрасное, что я видел в жизни –
две наши зубные щётки, стоявшие рядом
в ванной комнате отеля в том чужом городе,
где мы в первый раз вместе проснулись
Как я пишу?
Я пишу кириллицей, правой
рукой, во втором часу ночи, в блокноте,
на странице "18 августа 2011 года",
поэтому стихотворение стоило бы так и назвать,
но нет, потому что я хочу писать о тебе,
но пишу кириллицей, а значит –
больше всего об Игоре и Святославе,
Несторе, Памве, Григории и так далее,
хотя что "и так далее"? Пишу о Тарасе,
люблинской унии, борьбе за веру,
о перемене веры в качестве борьбы, о Квитке,
церкви и Болгарии (ну вы догадались),
пишу об ошибке Павича (ибо Кирилл и Мефодий
выдумали глаголицу), почти не пишу о современной
Сербии (предатели!), не пишу о виски, потому что пишу
о сивухе – а как же, ведь я использую кириллицу,
хотя меня и не понимает большая часть мира.
Честно говоря, тебе больше подошла бы латиница,
но прости, так уж повелось, не могу ничего поделать:
должен писать об Анне во Франции, Богдане, Иване,
Самойле и иже с ними, оттого что Бог наказал нас трижды:
Востоком, властью и азбукой.
Я пишу кириллицей, таков мой первородный грех,
извините.
* * *
Раскалённый и прозрачный летний воздух,
твоя загорелая кожа и горячий ветер,
река, вода в которой была теплее
нашего дыхания.
Ночью было слышно только жужжание
комаров и твои стоны, сразу
за этим вспыхивали огонёк сигареты
и тихая беседа.
Телефоны разрядились на второй день,
мы остались одни с деревьями и,
как обнаружилось, мышами, которые
ночью прогрызли мой наплечник и съели
все припасы: остатки хлеба, гречку,
пачку чипсов, крекеры, кусок сыра.
Оставили только пачку сигарет.
Хорошо, что мыши не курят.
Я ловил рыбу, а ты собирала цветы,
носила белые юбки, серёжки и бусы
с янтарём, напевала какие-то мелодии,
говорила: странно, что Вивальди написал "Времена года",
а когда я спрашивал, почему, отвечала: не знаю,
просто странно, а разве нет?
Да, ты странная.
И когда заходило солнце, мы смотрели, как неловко
оно путается в верхушках деревьев.
А когда лето угасло, мы разъехались и
больше никогда не виделись.
* * *
У Марцина Светлицкого есть такой сборник:
"49 стихотворений о водке и сигаретах"
Я как раз собирался переводить его на украинский,
когда решил написать собственную версию.
И здесь начались первые проблемы.
Нет ничего удивительного в том, что возникли
они именно с женщинами, они всегда
именно с женщинами и возникают, можно уверенно сказать:
я потому и не начинал ничего писать,
что знал, будут проблемы, и знал, с какой стороны
они возникнут, так что просто сидел и ждал.
И вот в один вечер проблема и объявилась.
Конкретно, эта проблема была из странного разряда,
это была концептуальная проблема
(знаю, знаю, все почему-то привыкли, что
проблемы должны быть контрацептивными,
но не всем так везёт,
и мне попалась именно концептуальная проблема).
Вся фишка состояла в том, что я не знал,
к какой категории причислить женщин:
к водке или к сигаретам,
ведь книжка должна была называться
"49 стихотворений о водке и сигаретах" или как-нибудь в этом духе.
Поэтому надо определиться, можно ли женщину причислить
к категории водки?
Наверно, всё-таки нет, потому что у водки, в отличие от женщины,
отрицательных черт нет.
Водка не требует от тебя верности – пей себе всё,
что хочешь и можешь – и она всегда с материнским теплом
примет тебя обратно в свои объятия.
О женщине такое сказать невозможно.
Водка не устраивает тебе истерик, не требует, чтобы ты
мыл руки с мылом после каждого посещения туалета,
более того: водка всегда прекрасна, даже утром,
чего о женщине ну точно уже не скажешь.
Кстати, холодная водка – суперовая штука – а такая же точно женщина?!
Похожая ситуация и с сигаретами – даже несмотря на всю эту муть
с импотенцией, раком и всем остальным.
Скажем, легко представить, как идёшь на рыбалку,
и в кармане у тебя пачка сигарет, впереди – целый день,
20 сигарет и, как минимум, 12 часов тишины и покоя.
А теперь представьте, что берёте с собой на рыбалку
20 женщин. Представили? Вот то-то и оно, и я о том же.
...И всё как будто так разумно и логично выходит, стелется, вяжется,
но я всё же не уверен, что хочу написать книжку,
в которой совсем
не будет
женщин,
даже если она будет называться
"49 стихотворений о водке и сигаретах".
* * *
В третьем часу ночи в чужом городе, в какой-то стране,
крепко поддатый, провожая её домой из ночного клуба,
ищу повод для поцелуя.
А вот и он – знак парковки, "Р",
смотри, говорю ей, это знак Божий, я в крестовом походе,
благослови меня на победу!
Она не слишком-то упирается, наверно,
сама уже давно ждала от меня решительных действий.
Это как никогда мне на руку –
мне негде спать, я никого здесь, кроме неё, не знаю,
хотя и её совсем не знаю, не знаю ничего,
кроме её имени и того, что у ней третий размер груди,
хотя, наверно, и то, и другое – не настоящее.
Но сегодня мой день, я в крестовом походе, я полон любви,
я вот-вот начну петь хиты
моей молодости и раздавать подаяние.
Слушай, говорю я ей, я какое-то время поживу у тебя,
ты же не против, да?
Я никого здесь не знаю, я не знаю, где мой паспорт, я вынужден
продолжать борьбу, я в крестовом походе, ты же понимаешь?
Она лукаво улыбается, дескать, мы почти не знакомы,
и к тому же она живёт с родителями,
они могут не понять моего появления.
Или, может, явления.
И вдруг до меня всё доходит – здесь, под её домом,
в этом чужом городе, в какой-то стране, крепко поддатый,
в третьем часу ночи.
Бог покинул меня, он пошёл спать,
он не слышит мольбы о помощи, я один на один со злом,
но всё-таки
я готов принять последний бой, выйти на поединок –
крепко поддатый, в чужом городе, в какой-то стране.
Я гордо поднимаю взгляд, вынимаю меч из ножен и говорю
непобедимому врагу:
хорошо, давай бросим монетку, если орёл – поживу у тебя,
а если нет – и не успеваю закончить,
обезоруженный её смехом:
нет, говорит она, давай попробуем по-другому,
я позвоню в службу такси,
если машина приедет, то поедешь к себе в отель,
а если нет – значит, можешь остаться.
Хреновая лотерея, говорю я про себя.
Но какая уж есть, такова моя судьба, я пройду свой путь до конца,
всеми брошенный воин света,
крепко поддатый, в третьем часу ночи в чужом городе, в какой-то стране.
Когда подъезжает такси, она вдруг говорит:
может, встретимся завтра?
А как же – отвечаю, обязательно тебе позвоню,
хотя оба знаем, что у меня нет её номера,
да что уж там – у меня даже паспорта нет,
в третьем часу ночи в чужом городе, в какой-то стране,
крепко поддатый.
Уже возле отеля, куда домчалось такси,
говорю водителю на его "you are welcome":
встретимся в аду, парень.
И опускаю забрало.
Стихотворение, которое никогда не переведёт даже Богдан Задура
Любовь, Мария, Оксана,
Вера, Марина, Марина, Надя,
Рита, Ярина, несколько Наташек,
Светлана, Неля, Кристин,
Галина, Агнешка, Вероника,
Олеся, Евгения, Александра,
Катя, Андриана, Ульяна,
Мирослава, Виктория, Валерия,
Марьяна, Анжелика,
Иванка, Малгожата, София,
Елена, Зина, Алла, Ира,
Валентина, Люся (ах!), Нина,
Настя, Юля et cetera.
Как видим, начинается всё с
Любви.
* * *
Никогда не думал, что пересплю с бразильянкой.
(Да, вы правы, я вообще никогда не думаю).
Итак, я никогда не думал, что пересплю с бразильянкой –
и не переспал.
Так же, как и с перуанкой.
Так же, как и с колумбийкой.
Так же, как и с аргентинкой.
И вообще, так же, как и со всеми женщинами
Латинской Америки.
Так же, как и с японкой
или горячей африканкой.
Исключение – разве что со шведкой,
потому что думал, что с ней пересплю –
и не переспал.
Так же, как и со словенкой.
Так же, как и с гречанкой.
Словом, есть ради чего продолжать песню
длиною в жизнь.
Стипендия
парень возле магазина попросил сигарету
я дал он поблагодарил
благодари министра культуры ответил я
кондуктор проверил мой билет и поблагодарил
благодари министра культуры
знакомый у которого я позаимствовал колонки
а они сломались сказал ну спасибо
благодари министра культуры
мобильный оператор благодарит меня эсэмэской
за пополнение счёта
благодари министра культуры
одна говорит мне слава Богу что мы разошлись
благодари министра культуры отвечаю я
другая говорит благодарю судьбу и слепой случай
за то что мы встретились в этом безграничном мире
в этом миллионном городе
меньше пафоса говорю я благодари министра культуры
ещё одна ничего не говорит неблагодарная
благодари министра культуры настаиваю я
бабуля которой я уступил место в автобусе говорит спасибо
благодари министра культуры
электронный почтовый ящик под названием оргкомитет
благодарит меня за согласие выступить на их фестивале
благодари министра культуры ящик
стриптизёрша благодарит за банкноту которую я заправляю ей в лифчик
благодари министра культуры
таксист благодарит за поездку
благодари министра культуры хотя он никуда и не ездил
министр культуры наверно сейчас разгребает какие-нибудь бумаги
имеющие отношение к шопену мицкевичу деревянным церквям
даже не догадываясь как этот стих в процессе написания
начинает благодарить министра культуры
стоматолог говорит благодарю что выбрали нашу клинику
благодари министра культуры
моя чернокожая преподавательница английского
благодарит всех за внимание и прощается до следующего занятия
ты что говорю я почему всех благодари министра культуры
* * *
Поэты меньше всего пишут о лете.
Простой подсчёт позволяет утверждать,
что изо всех времён года в поэзии лидирует осень
(каждый уважающий себя поэт
должен высказаться о листьях, тучах, смерти,
упадке, холоде, грозах, ветрах).
На второе место уверенно вырывается весна
(разве можно обойти вниманием рождение, зелень,
приход тепла, прибавление дня, солнце, мартовских
котов, авитаминоз?)
Бронзовую позицию занимает зима
(метели, мороз, скрипение снега, тепло и уют
дома, долгий сон).
А что с летом, ну что же с летом?
Поэтам тоже необходимо уходить в отпуск.
Не говоря уже о том, что поэзия
тоже имеет святое право от них отдохнуть.
* * *
Слушай, – совсем неожиданно сказала она,
вдруг отвернувшись от холодильника, голая,
растрёпанная, как правда. – Я хочу сделать с тобой
интервью, как ты на это смотришь?
Я похолодел, но через несколько секунд всё-таки смог
изобразить заинтересованность и даже поднял брови.
А я ненавижу утра и в тот момент думал именно об этом.
Наверное, было бы честнее так прямо ей об этом
и сказать, попросить, чтобы не мешала думать,
отцепилась, оставила в покое, по****овала, наконец,
на свою работу, или просто замолчала, словом,
поступить, как настоящий мужчина, но нет, эта дурацкая воспитанность,
я не мог себе это позволить, особенно у ней дома,
да ещё и на третий день знакомства. А я ненавижу утра.
И думаю об этом каждое утро. Жаль, что она не умеет читать
мои мысли, жаль, что утро, и что она продолжает:
ты переведён на десять языков, а такой молодой,
и широкая общественность должна узнать о тебе,
твоих взглядах, твоей жизни, давай, будет интересно!
А я ненавижу утра. Но ещё больше я ненавижу
широкую общественность. Особенно утром.
А она даже не понимает, что переведён совсем
не я, а стихи, а стихи – это собственность языка, ничего больше:
я же переведён разве что на язык прикосновений, да и то
на самом деле только одной женщиной, и она
ждёт меня в другом городе, я переведён
только на язык прикосновений, трепетных ночных пробуждений,
когда просыпаешься лишь для того, чтобы убедиться,
что она здесь, рядом, спит, я переведён, как стрелки, чтобы скрыть вину,
за которую никто и никогда не попросит прощения. Широкая общественность,
для чего-то ещё раз подчеркнула она, должна узнать о твоём
существовании. Я посмотрел на неё и подумал, что некоторые вещи удаются
ей лучше, чем журналистика. Представил, что широкая общественность
с интересом может узнать о том, что меня вдохновляет,
какие у меня творческие планы, над чем я сейчас работаю и кого из
писателей ценю, ну о чём ещё она может спросить?
А я ненавижу утра. Возможно, как раз за такие предложения
интервью, за свою беспомощность и растерянность, за то, что я никакой,
совершенно нулевой. Так что скажешь? – забила она последний гвоздь
в мою симпатию к себе. Я зачерпнул ложкой кукурузные
хлопья под йогуртом с орехами, кусочками банана
и клубники, и ответил правду:
эта твоя здоровая еда когда-нибудь меня убьёт.
* * *
Пересохшее горло заспанной нимфетки,
Грязные колготки, использованный презерватив
На полу, выключенный телевизор и цветы
На подоконнике, за которым неожиданно
Начинается утро.
Вот так и проходит жизнь, всякий
Раз оставляя зарубку на давно
Не нужном члене времени, прямо из
Темноты подъездов нас выбрасывает
В воздух, на пластмассовые стулья
Кафешек-блевошек, за универские
Парты, на вокзалы з раскупленными
Проститутками.
Чувствую себя эквилибристом на
Натянутом канате языка, глотаю
Шпаги слов, эта засранная тема времени и творчества
Снова влезает в мой стих. Это брутал, думаю я.
Но тумбочка скрывает мыло и зубную щётку,
Всё скрывает размазня этих придурковатых
Художников. Книги называю шлюхами,
Которые пошли по рукам.
Себя называю поэтом, тебя называю своей,
У меня есть привычка всему давать названия и кликухи,
Вообще у меня много привычек, хотя
Вслух говорю,
Что нет у меня ничего, кроме Слова.
Нирвана
По старой традиции,
О своих бывших женщинах говорю, как о мёртвых:
Или хорошо, или никак.
Именно поэтому говорю о них совсем мало,
Акцентируя внимание на других вещах.
Например, на довольно стабильном расписании
Авиарейсов длиной более тысячи кэмэ,
Хотя и не слишком понимаю как
Можно измерять воздушное пространство, неужели и вправду
Ангелы только тем и занимаются, что бегают на
Короткие дистанции, временами это бег с препятствиями,
Ведь нужно перепрыгивать тучи и трупы птиц,
Раздавленных случайными боингами,
Целые стаи человеческих душ, блуждающих в межвременьи.
В коротких перерывах между этим марафонским бегом
Ангелы вместе с бабочками собирают цветочную пыльцу,
Вдыхают её с таким наслаждением, будто это клей,
Будто это никотин действительности, будто вдыхать её и есть смысл жизни.
Однако настоящий смысл нашего существования
Заключён в разговорах, долгой артикуляции звуков, азбуке Морзе
Горла, хотя ангелы и думают, что речь создана для чтения Библии.
Они говорят:
Грешники, ****ь, вы забыли об аде,
Ваши вены проступают на коже, как старые фрески в храмах,
Выбросьте свои сердца, выброситесь из окна, авиарейсы к Богу
Отвезут вас по месту назначения, оставьте
Ваши разговоры, ваши колени нужны для того, чтобы на них стоять, слышите,
Грешники, Аве Марию в ваших барабанных перепонках, чувствуете,
Как пульсирует большое сердце голубя в ваших висках, грешники,
*****, возьмитесь за ум, ибо прах вы и в прах вернётесь,
Аминь, грешники.
Бомжи в сырых подвалах падают на колени и
Начинают креститься, потом читают Библию вслух, горячая
Вода течёт по канализационным трубам, и к ним приходит спасение,
Сильным и светлым ударом лёгких наркотиков и алкоголя глушит сознание.
И приходит нирвана, Господи.
Национальный союз писателей Украины
что такое союз писателей
это обязательно выписывать
газету литературная украина
вспоминать о добрых советских временах
о бесплатных квартирах
отпустить казацкие усы
раз в год писать статью
о духовной деградации нации
при всяком удобном случае
цитировать самого себя
водить коллег на пятьдесят грамм
запивать одним томатным соком на двоих
бухать на очередном юбилее
успеть съесть последний бутерброд
а если нет то завернуть в салфетку
и о боже за целую жизнь
не написать ничего путного
Джеймс Бонд
Иногда люблю записывать сны стихами,
По большей части нерифмованными, как же можно зарифмовать
Электрический заряд твоего голого тела, лежащего рядом, и
Этот неожиданный ливень, эти запотевшие окна?
По ночным путям двигаются поезда, будто
Электрический ток по линиям передач, будто бомжи в
Сторону пункта приёма стеклотары, будто хлопотливые
Пешеходы на работу, будто я к тебе.
Ну и хули, если эта партия проиграна, и нет
Потерянных и найденных поколений, а есть
Ликёро-водочные заводы, есть горы убитых
Никотином лошадей, есть столетия абортов и
Гомосексуальных батюшек московского
Патриархата, ни один мессия не вытянет нас из
Этого дерьма, остаётся переселиться на
Другие планеты, ловить рыбу в других озёрах, не
Питаться в этих фастфудах, не вырыгивать
Это тёплое пиво, не вспоминать покойных
Друзей, первый сексуальный опыт, дату
Нашего знакомства, забыть любимые стихи,
Забить на политику, на ****ство под названием
Рыночная экономика, пересекать нейтральные зоны в
Поисках цивилизации, наша
Страна ацтеков, наши буддисты, наш Коран,
Наше мальборо.
Но надо выпить, потому что Бог смотрит на меня и
Говорит:
«Меня зовут Бонд.
Джеймс Бонд».