Разрушен Карфаген?

Пётр Абажуров
Разрушен Карфаген? - спросил меня у брода
Одетый в тогу хмурый ветшанин.
- Как знать... вчера, я слышал, воевода
Среди платанов что-то с жаром говорил...

Но я на тракте, путь покрыт туманом,
Хоть и на гноище дороги все ведут,
Не различить - то Рим или Иваново?
Или пустырь где будет кончен твой маршрут?

Спасительный твой образ вновь потерян,
Как упустив в ночи полярную звезду,
Усталый путник, хоть и был конечно беден,
Но новых бед обрящет череду.

Мы начали наш путь друг к другу с расставания,
В начале лета, чтобы встреться зимой.
Такая доля у людей - почить в изгнании,
Из рая в то, что бес не назовёт тюрьмой.

И что нас ждёт в дали, за перевалом?
Каким мы будем отданы мучителям?
Всё нынче хуже, колят тонким жалом...
Был человек, а станет просто местным жителем.

Вот Карфаген отстроен в прежнем блеске
И, заприметив мой унылый вид,
На перекрестке добродушный полицейский
Мне штраф назначить за проступок не спешит...

И блюз от слово "blue", печаль - от слово "чаять"
До времени не знал, покамест был глухим,
И угадать не мог, что Бога повстречаю
Когда Его я имя заменю твоим.

Но ты не пишешь и в твоём молчании
Не пляшут больше раненные птицы,
На горизонте тёмным очертанием
Пустыня не явит свои гробницы.

И травы не шумят под сводом белой ночи
Не слышу больше скрежета ветров,
В безмолвии твоём на гвозди заколочен
Твой, посреди чащобы, одинокий кров.

И едут на Урал за каменным углём
Товарные составы через мхи, болотины,
С которых мы тобой наверное не сойдем
На полустанке ветхом под табличкой "Родина".

Её, страну, которой, может, вовсе нет в природе
На барахолке выменял на что-то пьяный вор
Народных песен не поёт никто в народе
И непевучим стал обычный разговор...

Но как бы отыскать избушку у реки,
Часовню на холме, одетую в сирень?
Но Китеж-града звоны близки-далеки
Да и в бюро находок неприёмный день...

Твой сад не заскрипит во мне калиткой
И тихим птицам не спою я нежных песен
Но будет по камням моя блуждать кибитка,
И лишь извозчик будет вечно пьян и весел.

Любя тебя благословлял и палача
Любил тирана, всякое уродство,
Ведь если мир увидеть с твоего плеча
То с веком Золотым во всём заметно сходство.

И Кострома была привычно на-Амуре,
Ростов - на-Темзе, а Нью-йорк на Керженце.
И было зло всегда нескладно и понуро
Пока созвездия читал в твоём лице.

Что не случилось, то придёт тревожным сном...
Кому спасибо, что была ты так светла,
И что на паперти забытого Христом,
Хоть на мгновение, но всё-таки спасла?