Усталый взгляд пилота в отставке Гюнтера Груббе скользил по холмистой поверхности её атлетически сложенного бездыханного тела, сваленного в углу комнаты со вчерашнего вечера, закончившегося пьяной дракой.
Сколько можно вбивать в голову этой дряни кто здесь хозяин!
Её ничем не прикрытые измены достали его.
Приводить в дом немытых бродяг с Вильгельмштрассе, нарушая привычный орднунг.
Это ж надо до чего додуматься!
В приличной мусульманской стране её бы камнями забили.
А здесь неограниченная свобода, помноженная на безнаказанность.
Нет такого он не приемлет - французское воспитание с высшим сорбоннским образованием не позволяют.
Всему приходит конец, и его долготерпению тоже.
Их аншлюс себя не оправдал.
Ничего не проходит бесследно.
В этом он лишний раз убедился, осмотрев глубокие царапины, оставленные, на груди ногтями Брунгильды и поплёлся в ванную, смыть запекшуюся кровь.
На кафельном полу рядом с разбитым умывальником, истекающим водой, распластался нечёсаный мужчина - один из её бомжей.
После жестоких побоев он ещё дышал, что было удивительно.
Надо привести несчастного в себя - не похмеляться же одному, да и труп теперь уже бывшей подруги расчленять без посторонней помощи затруднительно перед тем как отправиться в последний полёт.
Гюнтера ломало идти в кладовку за электрической пилой.
Вдруг он почувствовал как мозги заплывают жиром в стиле баттерфляй.
Азохенвей «какой ужас!», не слишком ли много на меня свалилось, подумал он, открывая медицинский шкафчик.
На полке лежали три крошечные ампулы с цианистым калием на всякий пожарный случай, если залить квартиру бензином и поджечь.
Помятуя о смерти своего кумира асса рейхсфюрера Германа Геринга в нюрнбергской тюрьме, которому принадлежит, вошедшая в Историю, фраза: «Кто здесь еврей – в люфтваффе решаю я», он для большей конспирации вложил ампулу в солёный огурец и надкусил.
Смерть наступила мгновенно, костляво надавив на грудь, но без косы и чёрного ворона на ключице.