Знакомство антр ну.
Морозное утро.
Я шагаю наотмашь веселый.
Сейчас я увижу королеву.
Ах, как прекрасна, бывает иногда наша затасканная жизнь.
Иду и напеваю «Зимушка, зима, зимушка зима, девица красавица». Как же я люблю зиму!И не передать! «Зима» — слово, непохожее на остальные слова определяющие времена года. Лето, осень, весна — как-то все тускло, нет звени! А вот в «зиме» буква «з» в сочетание с «м» дает ощущение мороза и движения! «Мороз» — опять буква «з». Деревья в белой изморози тихонько звенят на морозе, как хрустальные бокалы на ветру.
Ах, как отдыхает душа в мороз! Когда выйдешь утречком на крыльцо деревенского домика, а снега за ночь насыпало до самой последней ступеньки, и смотришь по сторонам, а там: серебро, белое серебро стелется ковром по земле и переливается, и искрится, и радует уставшую душу! Вот чего мне не будет хватать там, куда мы все, в конце концов, уйдем — так это зимы: рыхлых ее снегов, пара клубящегося на морозе и хруста шагов, идущего по снегу человека...
Захожу в театр. До репетиции еще минут тридцать, забежал в зал. Никого. Только я, как молодой повеса, прибегаю раньше, чтобы не пропустить приход королевы. Эта женщина не давала мне покоя, я как будто бы видел ее раньше, знал ее...
Времени вагон, иду в курилку, встаю у окна и наблюдаю за воронами. Хитры птицы, гоняют даже котов! Безжалостны и ничего не боятся; по снегу ходят, как по ковру, грозя кому-то своим острым клювом.
Мои наблюдения окутывает запах хвои, чистоты и нежности. Не оборачиваясь, знаю пришла она. На такие духи у наших актрис не хватит месячной «зряплаты». Тогда я подумал, что иногда можно оправдать зависть. Собственно кто виноват в том, что одной девочке дано все, а другим только «ничего».
Никто не виноват. Это случайность. Но в Элеоноре была сердечность. И это потрясало: при такой внешней античности — античная же доброта! Подношу огонь к ее сигарете. Курим молча. Никогда не знал о чем говорить с такими женщинами. Теряюсь как холостяк.
— Что же вы молчите, бродяга? — открывает она диалог.
— Почему бродяга? — удивляюсь я.
— Все актеры бродяги. И менестрели. Или вы не согласны со мной?
— Да я и не думал об этом, — сказал я как можно более безразлично.
Элеонора посмотрела на меня вызывающе и тихо произнесла:
- А еще бродягой называла своего возлюбленного героиня одного романа.
Я был удивлен до бесконечности. Откуда этой девочке было знать о Ремарке? Она моложе меня лет на пятнадцать Ее поколение интересуется бульварной литературой. Откуда ей знать о романе немецкого классика прошлого века? Они читают другое. Да и читают ли? И, тем не менее, я продолжил интересную тему:
- Эту героиню звали Жоан.
Огромные глаза, всматриваясь в меня непрестанно, улыбнулись какой-то сложной полуулыбкой:
- Да. Жоан. Жоан Маду. Я даже псевдоним такой хотела взять. Но вовремя остановилась. Пусть будет так, как есть... Я просто бредила этой героиней, у меня даже голос изменился, стал более хрипловатый, а был звонким, как колокольчик. Но мне хотелось, чтобы как у нее все было: и голос низкий, чуть хрипловатый, и походка загадочная, и все в ней мне нравилось... а вы, вы похожи на ее возлюбленного, на Равика.
Я разозлился:
- Что за бред? Сегодня день розыгрышей?
И выбросив сигарету, закончил:
- Я похож на героя Ремарка только принадлежностью к мужскому полу.
Чувство юмора покинуло меня, злость и неприятие вскипели в сердце.
Повернувшись спиной, ухожу прочь. «Влюбился он! Старый осел!»
— Борис Васильевич, постойте, — Элла дергает меня за рукав, — на что вы обиделись?
— На сравнение. Если вы действительно помните героя — он был высок, светловолос и серьезен, что очень нравится несерьезной половине человечества, и в какое же сравнение это идет со мною? Я небольшого роста и темноволос.
Элеонора по-мужски, сапожком, тушит сигарету. Потом грустным голосом произносит:
- Вы создаете впечатление тонкого и мыслящего человека, и я говорила о внутреннем. Мне показалось вы тот на кого можно положиться, и вообще, разве внешность не обманчива?
Внутри меня был лед. И он растаял: «Королева! Королева Огня!»
— И еще,у меня такое ощущение, что я вас видела раньше.
— Где же? — спросил я, и голос мой дрогнул.
— Не знаю, — тихо сказала Эл, и посмотрела в окно.
Надо было как-то прекратить этот разговор, и я достал сигареты. Мы опять закурили. Смотрели в окно и молчали. Раздался звонок. Пора на репетицию. Элка повернулась и опять посмотрела мне в глаза:
- У вас взгляд Равика: открытый и честный. И когда вы смотрите на меня, я вижу ваши глаза, а вы — нет.
Мы пошли на сцену. Элка впереди. Я сзади, а в голове вертелось: «Ну что же, что же твое актерское мастерство? Где оно? На сцене играешь, а в жизни забыл все системы Станиславского?"
И оставалось чувство какой- то недосказанности. Я видел её, но где?
Репетиция проходила в нервозном темпе.Там была сцена встречи с героиней, которую играла королева, и я должен был сказать ей два слова:
- Салют, малышка, как долетела?
Но я почему-то сказал:
- Салют, Жоан!
А она мне ответила:
- Салют, Равик! — и улыбнулась.
Мне показалось, что пауза была очень долгой, но никто ничего не заметил, кроме нас. Режиссер, раздраженно махнув рукой, сказал:
- Ой, давайте без отсебятины!
Мы с Элкой захохотали, и я произнес:
- Салют, малышка, как долетела?
А «малышка» ответила:
- Ол райт!
Так закончилась первая встреча между нами.
Вторая встреча была грустной, и я называл ее «Невстречей». А было это в разгар сезона, и все шло своим чередом. О королеве я старался не думать. Она была в той маленькой шкатулочке, на донышке души, куда я очень редко заглядывал, чтобы земными мыслями не опошлить воспоминание о Ней.
Но на этой Земле ничего не бывает без облачка. И даже самые близкие и любимые люди совершенно не понимают того, что понимаете вы. Я шел в Храм. И вспоминал своего дедушку, Прокопия Степановича. Если бы не он, я бы ничего не знал о Вере. Красные галстуки пылали на шеях моих одноклассников, вся страна приветствовала атеизм, а я затаив дыхание, слушал дедушкины рассказы об Иисусе Христе. Неокрепшим детским умом я понял одно: человеку ничего не надо бояться, если он верит в Единого Бога, и что Бог защитит его в любой опасный час. Крепко я это запомнил. На всю свою жизнь. И еще деда мне всегда говорил: «Уступай всем, это лучше. И терпи. Всё притерпи».
И когда меня обижали, и я плакал, деда гладил меня по голове и приговаривал:"Терпи милый, терпи." Я спрашивал: «Но почему, почему я должен терпеть?» «Надо терпеть и всё!» Отвечал мне дед. Как долго это было непонятным до конца. Но позиция моего деда привела к следующему результату: в этой жизни я не научился драться, а мог только защищать себя, да и то в тех сложных случаях, когда агрессия против меня доходила до самой высшей точки накала человеческой злобы. В основном же я терпел. Жизнь давалась мне трудно.У меня не было к ней способностей.
Ведь способность к жизни, также важна, как и способность к какому-то предмету в школе. Она либо есть, либо ее нет. У меня её не было.Говорят, что трудности закаляют человека...Не уверен. В основном трудности делают из людей нравственных калек.
Таковым бы стал и я, если бы ни Вера, которая вытаскивала меня отовсюду. Я верил в Бога всегда. И по-другому, то есть без Воли Божией этот Мир не видел.
И в то утро я шагал в Храм. Как я люблю эту дорогу! Дорогу в храм. Все земные проблемы отступают, когда я иду в обитель покоя, за порогом которого останется измученный и кровавый мир.
- Куда это вы ходите до спектакля? — услышал я голос Элеоноры.
Я начал оправдываться:
- Да... здесь недалеко, решил прогуляться. А вы, кажется должны быть на съемках?
— Съемки отменили. Не уходите от темы, Боб! Можно я буду вас так называть? Краткость сестра таланта. Пока проговоришь полное имя, пять минут из жизни долой. Так куда вы? Мне говорили, что вы часто ходите в соседнюю церковь. Только не пойму, почему вы скрываете это? Теперь туда все ходят. Это модно!
Внутри меня все сжалось:
- Вы, Элеонора, думайте иногда что несёте! Мода — это для подиумов. Я человек верующий. Им был с детства, и никогда этого не скрывал.
Быстрым шагом ухожу от вопросительных глаз.Вслед слышу немного растерянный, голос Элки:
- Борис Васильевич! Можно я пойду с вами?
- Нет.
И ухожу в обратную сторону. В Храм я уже не пойду. Всё понятно это искушение, душа рвалась на части. «Как, как все соединить в этой земной жизни? Любовь, семья, религия, работа — всё такое разное, и надо жить сразу не в одном, а в нескольких измерениях! А каков же результат?»
Иногда я завидую умершим.Они уже знают все результаты.Какой-то страх подползал ко мне в образе Элеоноры.Я был влюблен в эту девочку, но не хотел ее видеть.
Она пришла, чтобы изменить мою жизнь. Я чувствовал это, и сопротивлялся, как мог.
На спектакле мы не смотрели друг другу в глаза. Завтра начинались гастроли, а у Элеоноры были съемки, и она оставалась в городе.Этому обстоятельству я был рад.
Продолжение.
http://stihi.ru/2022/06/24/5351