И вновь надо было жить...
Было три часа ночи.
Город спал. Я пошел к реке. Темнота подползала со всех сторон.
Высокие деревья, в свете лимонной луны, казались огромными монстрами, и я долго пробирался под их длинными спрутами-ветками, совершенно не зная куда и зачем иду.
Мне казалось, что меня и нет вовсе, а есть только одна боль.
Я был огромной движущейся болью.
И только душа моя взывала к Господу:
- Боже, милосердный, услышь несчастного раба твоего, всеми покинутого и никому не нужного. Не оставляй меня с отчаянием моим! Ангел хранитель мой святый! Заступись за меня, упроси Господа нашего и пусть он пошлет мне смерть. Да где же взять силы для жизни?
Ах как все жжет внутри!
Долго я шел, не разбирая дороги, падая и вставая вновь, цепляясь за корни и ветки.
И уставший, и израненный жизнью и ветками, уткнулся в какое-то широкое дерево, сполз по нему на траву, и уснул.
Мой сон был недолгим, но ощущение реальности совершенно очевидным.
Я увидел огромный осенний сад. Всё его видимое пространство заполняли белоснежные хризантемы. А среди этого снежного убранства голубыми и красными островками дышали царственные георгины.
По бархатно-зеленой аллее, улыбаясь и разговаривая, шли две молодые женщины и высокий светловолосый мужчина.
Мне захотелось догнать их, но я не мог двинуться с места, и начал кричать.
Но голоса своего я не слышал. Мой крик оставался во мне.
И тут, одна из женщин обернулась, и тревожно стала вглядываться в сад.
Это была Элеонора.
Я закричал что было сил. Но мой крик был нем. Нем он был в той реальности. Здесь же он разбудил меня.
Сердце моё раздувалось, а в ушах звенели колокольчики. Увиденный во сне сад напомнил последние слова Элеоноры, сказанные мне по телефону: «Мне кажется, что лета не будет. Все чудится перед глазами осенний сад!»
Я вздрогнул от каких-то предчувствий и совпадений, не поддающихся объяснению, и оглянулся. Время луны давно прошло. На востоке теплыми лучами просеивалось оранжевое светило.
И день начинался вновь. И вновь надо было жить. Но как, как надо жить, если жить не хочешь? А природа начинала утро как ни в чем не бывало. И все в ней казалось гармонично и свежо. Деревья уже не казались монстрами, они были приветливы и добры, а хор птичек на их гостеприимных ветвях, уже начинал славить божий день.
Все земное вдруг стало мне невыносимым и безразличным.
От меня требуют поступка. Но человек в состоянии совершить какой-либо поступок только тогда, когда будет готов к нему. Насильственно этого сделать нельзя.
Ночь в лесу дала мне силы и трезвость убеждения. Я был готов к поступку.
Откуда пришло решение уйти от мира - не могу понять. Никогда и не думал об этом. Всё просто решилось, и казалось меня поставили перед фактом уединения. И мне надо было только согласиться. Я согласился. При мне моя котомка, и желание всех простить, и никому не мешать.
Я позвонил Зине, и сказал ей о своём решение. Просил беречь детей.
- Ты твёрдо решил уйти?- участливо спросила жена.
- Да,- ответил я.- Мне вообще кажется, что желание отшельничества рождается в человеке в самом детстве, и я как-будто бы даже помню всё, что будет.
- Не поняла,- сказала Зина,- как это?
- Долго объяснять, Зиночка, я люблю вас, и буду за вас молиться всегда. Прощай, моя хорошая и верная жена.
Надо было решить оставшиеся материальные проблемы, и я пошел к Павлу.
— Как вчера помянули? — спросил я, чтобы с чего-то начать разговор.
— Ты был прав, Боб, в конце концов вечер превратился в пьянку, — с грустью ответил Пауль.
— Что с вас взять, актеры!
— А ты уже не актер, мин херц?- иронично спросил Павел.
— Нет, с сегодняшнего дня уже не актер. Дай мне листок бумаги. И авторучку. Я напишу заявление, а в понедельник ты его отнесешь в театр и отдашь директору. Я не хочу там появляться. Деньги, которые мне должны,отдашь Зине. Можешь ты это для меня сделать?
Павел быстро сбегал на кухню и принес недопитую бутылку водки. Достал из бара две рюмки, наполнил их до краев, и сказал:
— Рассказывай!
— Что тебе рассказать? — спросил я.
— Ну как же?! Такие тайны! Ты куда собрался?
— На Земле много дорог, и одна из них моя.
— Ладно, не томи. Давай! — «амплуа» поднял рюмку, и нечокнувшись, выпил до дна, — а ты чего? Не хочешь помянуть Элку?
— Я помянул вчера! Что за привычка у нас, у русских! Свадьба так месяц гуляем, поминки, так неделю пьем! Ладно, пошел я, прошевай Пауль, и запомни, крепко запомни: тебе только сорок пять лет, и есть еще возможность поразмышлять над своей жизнью! Пьющий мужчина не способен на поступок. И еще: уходи ты из театра! У тебя ведь руки золотые, мастерить умеешь. Уходи, пока не поздно. А актерство это несерьезное занятие для мужчин.
— Вот так сразу взять и уйти!? Я двадцать пять лет в театре!- удивлённо пропел Пауль.
— Ну и что? А на двадцать шестом будешь краснодеревщиком!
Павел насмешливо посмотрел на меня:
— И что теперь всем актерам уходить в краснодеревщики, а кто же будет играть?
— А не надо играть. Пустое это,- безразлично сказал я.
— Да что с тобой происходит, Борис Васильевич, дружок ты мой ненаглядный! — и Павел налил себе рюмку водки.
— Слушай, хватит пить. — остановил я его.
— Сегодня воскресение, имею право! — и он опрокинул рюмку.
" Пока не допьет бутылку — не успокоится", — подумал я.
Мне надоело на это смотреть, и я вышел из квартиры. Спускаясь по лестнице, услышал окрик захмелевшего друга:
— Боб, так куда же все-таки ты идешь?
— Я иду туда, где еще осталась надежда спасти этот, рвущийся к пропасти, пьяный мир!
http://stihi.ru/2022/06/26/3975- заключительная глава.
©