Житейское

Владимир Марфин
В истерике проплакала всю ночь,
представив вдруг, что он ей изменяет.
–Проклятый! Подлый! Лживый! Поди прочь!
Я жить с тобой не буду… с негодяем!

А он пред ней ни в чём не виноват.
Не пил, не бил и не ходил «налево».
Но эти обвиненья, этот взгляд
и в нём родили дикий приступ гнева.

И когда он рванулся, чтоб уйти,
оставив всё, лишь щётку взяв зубную,
она застыла на его пути,
любя, и ненавидя, и ревнуя…

И ласточкой припав к его груди,
шептала замирая, задыхаясь:
-Родной… молю...прости… не уходи…
Я без тебя умру… ведь ты же знаешь!

И он не смог переступить порог,
и целовал, и гладил по головке,
поскольку бы и сам прожить не смог
без этой милой взбалмошной чертовки.

Не ведая, что всяк её заскок,
все смены настроенья, разнодумья
лишь приближают предвещанный срок
таящегося горького безумья.

И что ему в дальнейшем суждены
такие роковые испытанья,
где примет на себя он все вины
за все её метанья и страданья.

Как Фрунзик гениальный, волевой,
на всю Страну предельно знаменитый,
безумными и сыном и женой
трагически распятый и убитый.