Горе, которое стало светлой печалью. Памяти мужа

Александра Волох
«Тупая боль, там где-то за грудиной, желание исчезнуть, не дышать!
Нет выхода, бескрайняя рутина! Не в силах я чего-либо решать!
Бездушно ампутированы чувства, не дрогнувшей уверенной рукой!
Похвально, это знаешь ли искусство, оставить жить калекою такой!»               
                А.Волох


С чего? С чего начать? Еще раз с 4 июля 2021 года.
С того самого момента, когда солнечным ясным утром мой муж Вася за рулем нашего автомобиля поехал по направлению аэропорта города Иркутска.
Он провожал меня в отпуск.
Это последний день, утро, часы прощания. Прощания навсегда.
 
Эта поездка в отпуск изменила всю мою жизнь. Эта разлука лишила меня мужа, она обрекла меня в одиночестве продвигаться вперед по жизненной целине. Метр за метром, шаг за шагом, день за днем.
Моим путем....

Где я была в тот момент, когда случилось несчастье? Я спрашиваю себя об этом снова и снова.
Может быть, я была в супермаркете с подругой и как раз опускала бутылку молока в тележку?
Что делал при этом Вася —  думал, дышал?
А когда я в парикмахерской радостно общалась с мастером по поводу красивой причёски для фотосессии, — билось ли еще Васино сердце  или уже перестало?
Как бы часто я не задавала себе все эти вопросы, ответ всегда один: понятия не имею.
И, когда Васина мама позвонила мне на мобильный телефон, я испытала скорее глухое
раздражение.
Обратила ли я внимание на дрожь в голосе мамы? Насторожило ли меня хоть что-нибудь?
Я не ощутила момента, и никаких предчувствий у меня не было.
Но ближе к вечеру позвонили сестра Василия и моя мама...

Глубоко в моем подсознании начинается оркестровая какофония страха. Дирижер беспощаден.
Тревога все нарастает, пока не достигает угрожающей, невыносимой интенсивности.
От которой сверлит в ушах, которая корежит тело.
«Что такое? Что может быть?
Голос дрожит.
Я повторяю вопрос:
«Что случилось?»
Паника охватывает меня.
Там, где когда-то было сердце, — теперь барабан, в который кто-то бьет и бьет.
Слишком громко. Слишком часто. Эта какофония пронизывает до кончиков пальцев ног.
На меня вдруг обрушивается цунами образов. Моя голова — как телевизор, демонстрирующий семь программ одновременно. И каждый канал транслирует фильм-катастрофу.
Вася мертв. Вася мертв. Как же без Васи? Пожалуйста, пусть Вася живет!
Но тогда кто же умер? Господи, сделай так, чтобы это был кто-то другой!.. Боже, что это со мной, что приходит мне в голову?
По мере того, как увеличивается время, кое-что доходит до сознания все отчетливее.
А ведь история уже дописана. До конца. И этот конец всем известен.
Просто способных прочесть мне последнюю страницу не обнаруживается.

Я допускаю любые варианты. Кроме одного.
Что Вася умер.
ВАСЯ УМЕР!
В этот момент я вдруг испытываю ощущение - это новое чувство утоляет боль и приглушает страх.
Я чувствую, как мои плечи и спину словно окутывают теплым покровом.
Рука на телефоне перестает дрожать. Ноги становятся ватными. Роение моих мыслей унимается.
Я становлюсь марионеткой. Я подвешена на невидимых нитях. Меня приводит в движение добрый кукловод, который хочет мне только хорошего. Я целиком отдаю себя в его руки.
Мной все еще владеет этот странный покой. Ничто во мне не восстает, я не выражаю
никаких эмоций. Я чувствую: то, могущественное, что здесь происходит, лежит за пределами добра и зла и повлиять на происходящее мне не по силам.
Мне ничего другого не остается, как выбросить белый флаг. Сдаться. Отдаться на милость судьбы. Какой бы она ни была.

Я стою в саду у подруги, и меня начинает бить дрожь. Тело наконец то начинает жить.
Я делаю то единственное, что еще можно сделать. "Мы должны отменить свое трёхдневное путешествие, которое запланировано на утро. Мой голос звучит тверже, чем я ожидала.
К сожалению мы не сможем провести наш отпуск как было запланировано.
Вася, скорее всего, он мертв".
Пока моя подруга выдыхает что-то вроде: «Господи Боже мой!», я не перестаю звонить всем и руководить по телефону, что нужно делать, как попасть в нашу квартиру....
Образы в моем воображении и реальность начинают совмещаться, создавая картину
действительности. В моей голове вдруг устанавливается тишина.
Мертвая тишина.

Подруга Таня смотрит на меня в полном ошеломлении.
Она подходит ко мне и крепко меня обнимает.
Я наконец то плачу...
Я задаю вопросы и получаю на них ответы.
Все просто. До банальности. Мне важны эти простые ритуалы. Мир и в этот момент,
когда моя жизнь пущена под откос, в какой-то степени предсказуема.
Есть вещи, которые я способна держать под контролем. Я могу просить помощи.
Могу чувствовать тепло объятий. Могу благодарить.
Я цепляюсь за эти пустяки. Так утопающий из последних сил хватается за спасательный круг.
Саша и Таня подчеркнуто плавными, медленными движениями обнимают и успокаивают меня.
А из меня льется одно и тоже предложение " я не хочу чтобы Васи не было, не хочу!
Я испытываю потребность излагать факты вслух, проговаривать их снова и снова.
Время от времени я превращаю свои утвердительные предложения в вопросительные.
Чтобы выслушивать неизменно одинаковые ответы.
«Вася мертв?»
«Да. Вася мертв»
Я повторяю предложения как мантру, до тех пор, пока не оказываюсь в состоянии
хоть как-то осознавать ужасную правду.
 
Захотелось кричать на весь мир, рассказать всем и каждому, что произошло, с глупой надеждой, что хоть кто-то скажет: «Ты чего, все хорошо будет, привезут в морг, а он в сознание придет, и окажется, что живой».

Бог не допустил моего присутствия на месте трагедии. Очевидно, он решил меня поберечь, не позволив мне видеть определенные вещи.

Вердикт патологоанатома — острая сердечная недостаточность,кардиомиопатия, мгновенная смерть.
Похороны.

С этого дня абсолютно всё стало пустым и неважным. Желания, мечты, дети, родственники, деньги — только слова, за которыми нет ни одной эмоции. Пропал страх собственной смерти, просто страх, материнский инстинкт и инстинкт самосохранения.
                ***

Мы с Васей не прятали в шкафу сберегательных книжек с внушительными накоплениями.
Наши жизни не были застрахованы. Прочих денежных резервов у нас тоже не было.
Мы с Васей проедали всё, что зарабатывали.  Будущее? О нем мы намеревались позаботиться. Но позже. Когда вырастут дети.
Этому «позже» не суждено было наступить.
Наше будущее громко лопнуло. И растворилось в воздухе.

               
***

Дорогие друзья! Люди добрые! Все, поддерживающие меня добрыми словами, мыслями и
молитвами в эти дни!
9 июля, в результате остановки сердца я потеряла мужа. Меня не было рядом в момент несчастного случая, я была от него далеко.
Я спрашиваю у вас совета, что же мне теперь делать. Как себе помочь, какими словами, какими поступками?
Мне понадобятся деньги. Я готова их принимать.
Но лишь от тех, кто может легко с ними расставаться.
 
Я, которая только что лишилась так многого, с тем большей благодарностью принимала то, чем со мной делились.
Нет слов, чтобы передать мою благодарность за каждый подаренный рубль. И каждый рубль достиг своей цели. Спасибо вам за это тысячу раз!

Мне еще долго будет нужна помощь. Мне придется научиться просить о помощи и ее принимать.
Также и в том случае, если мне будет нечем за эту помощь платить.

                ***
                Дни безвременья               
                Куда я шла?
Первое время любые слова сочувствия вызывали во мне агрессию, я ненавидела весь мир. Бесконечные фразы поддержки с подтекстом «Ты должна жить ради детей» только раздражали.

Постепенно пришло осознание: раньше все было неправильно. Недолюбила, не сказала, что чувствовала, где-то нагрубила вместо слов поддержки, а теперь уже поздно, не изменить ничего и никогда. Мне больно от понимания, что у кого-то сейчас есть такая возможность, а у меня нет. Жизнь превратилась в существование и ожидание того дня, когда придет мой час.

Раньше я не знала, как важно ценить то, что имеешь. Если бы я могла вернуться в прошлое, я бы не скупилась на слова любви и поддержки, пусть их было бы больше, чем человек заслужил, — это лучше, чем винить себя. Я бы проще относилась к материальным благам и ничего бы не откладывала на потом, потому что «потом» может уже не настать.
Увы, в нашей культуре принято обесценивать силу переживаний и давать советы, говоря: «В войну и не такое бывало, и ничего», «Не плачь, у тебя дети, тебе их поднимать, у тебя мама».
К сожалению, это не работает, а только добавляет боли из-за непонимания близких, ощущения, что ты одна, растерянности, беспомощности, отчаяния, вины, что ну совсем нет сил заботиться о сыне, быть  хоть какой-то матерью. Мир сузился до точки.

Не нужно притворяться, что с вами все в порядке, потому что нет. Не в порядке. У вас не только теперь нет мужа, вашего любимого человека, вашего друга. У детей нет отца. Теперь вы не можете рассчитывать на него больше никогда.

Иногда вам кажется, что единственная возможность быть рядом с любимым – уйти вслед за ним. Смею вас уверить, что это не так. «Если Бог оставил меня на этой земле, значит у меня здесь есть еще кое-какие дела, значит меня ждут новые встречи, новые открытия и какая-то другая, новая жизнь, которая скрыта пока от меня завесой моих страданий»,- так я старалась себе все объяснить и это придавало мне некоторые силы начинать новый день, хотя хотелось сжаться в комок и забиться в самый дальний угол.

Мне было очень трудно понять, что моя жизнь уже больше никогда не будет прежней. Ни потому что не стало дорогого человека и уклад жизни непременно станет другим. А потому что я уже никогда не буду такой, какой была неделю, месяц, год назад. Я понимаю теперь, что это для меня было самым сложным — смириться с мыслью, что Васи нет, тогда как во всей полноте я ощущаю рядом с собой его незримое присутствие. Больше года меня не покидало ощущение, что меня самой тоже уже больше нет. А по земле ходит только моя оболочка, заведённая кукла, в которой уже давно нет никакой жизни, нет души. И которую найдут где-нибудь в канаве, когда кончится завод.

Что происходит со мной — спрашивала я себя. Но ответа не было. В этом состоянии ты не видишь себя со стороны, пребывая в полузабытье или в каком-то глубоком душевном оцепенении.
Смерть Васи была не первой смертью в моей жизни. Я и раньше теряла своих родных, близких и друзей. Но такого рода переживания я впервые ощутила именно с уходом Васи.

В состоянии глубокой тоски я не пила никакие транквилизаторы и не употребляла спиртное. Жуткая тоска вдруг сменялась депрессией, достигнув своей высшей точки и я чувствовала как бездонно мое горе и как пуста моя душа.

В первые дни я потеряла способность различать разницу между денежными знаками. Три тысячи и 10 тысяч рублей значили для меня примерно одинаковую сумму. И когда намного позже я увидела цифру, которую мне пришлось заплатить за похороны, у меня был шок.

Мне было очень трудно заставить себя произнести слова «он умер».
У меня появилось абсолютное неприятие лжи. Я вдруг настолько остро начала чувствовать, когда другой человек лжет, что это стало невыносимо. По этой же причине стало невозможно смотреть телевизор или общаться с теми людьми, кого я до сих пор как-то терпела.

Меня мучило недоумение, почему моя беда не волнует других, даже близких людей. Мне казалось, что они равнодушны. Когда закончились хлопоты с похоронами, я вдруг оказалась совершено одна «в чистом поле».

Я не понимала, почему ни у кого не находится душевного тепла, чтобы как-то поддержать или хотя бы выслушать меня. И почти физически страдала от этого. Но в этом нельзя обвинять других. Никто не учит и не готовит нас к тому, чтобы помогать друг другу в таком состоянии. В моем случае, одни друзья, с которыми мы регулярно общались, узнав о смерти Васи, просто исчезли из моей жизни. Тогда я никак не отнеслась к этому, но сейчас я понимаю, что это было лучшее, что они могли бы сделать тогда для меня. Люди не знали, чем могут помочь, образно говоря, это оказалось не в их компетенции. И я благодарна им хотя бы за то, что они не лицемерили.

На самом деле лучшая помощь – просто взять человека за руку и сказать — «расскажи мне о нём. Расскажи, каким он был, что любил, что тебе больше всего запомнилось из вашей жизни?». Этот искренний, похожий на исповедь рассказ принес бы моей душе необыкновенное облегчение. Но с другой стороны – эта помощь не должна быть навязчивой. Как найти эту границу – я не знаю.

Я постепенно начала понимать- что живу по инерции, как автомат. Что мои чувства — пластмассовые.
Я почувствовала, что произошла подмена моей жизни. Что настоящая жизнь — там, куда ушел мой самый близкий человек. И что он в прошлом.
Я как бы жила всем тем, что было у меня до его смерти. А здесь, в настоящем — только кино. Будущее казалось мне сплошной «черной дырой».
За три дня после смерти Васи я потеряла пять килограмм. Нужно быть готовым к тому, что в связи с пережитым стрессом обострятся все ваши давние болезни. Некоторые могут «рвануть» и через полгода. Не знаю, откуда брались у меня силы в эти дни, ведь я почти ничего не ела и не спала.
 
Моя жизнь разделилась на две части: день и ночь. Ночью депрессия переходила в острую фазу. На работе я еще как-то держалась (к слову моя работоспособность упала в два раза), но стоило мне прийти домой и выпасть из привычной рутины жизни, я буквально начинала ползать по стенке, не зная, что делать со своей бунтующей душой. Я просыпалась среди ночи и не могла заснуть. И тогда я начинала читать псалтирь. Это была настоятельная потребность души. Одна, две кафизмы среди ночи успокаивали меня и я снова засыпала.

В итоге я оказалась в совершенно жалком состоянии: одинокая, в глубокой депрессии, 53-летняя женщина, которая ещё недавно рассекала эту жизнь под всеми парусами и строила какие-то планы.

               ***

Боль. Непредставимая, непереносимая, непреодолимая боль. Которая разрывает сердце.
Которая несовместима с жизнью. Я знаю ее хорошо.
Мне кажется, что боль, которую испытываешь, потеряв близкого человека, равна сумме всех болей, которые ты причинил этому человеку в течение жизни.
И много времени пройдет, пока эта боль притупится.
Из-за отсутствия возможности сказать: «Прости меня».

Боль приходит ко мне в гости почти исключительно тогда, когда я нахожусь в одиночестве.
Вероятно, потому, что у меня появляется время отдаваться своим чувствам.
Общаясь с друзьями, я тщательно слежу за тем,
чтобы мне ни при каких обстоятельствах не удалось потерять над собой контроль.

Скорбь. Еще одна гостья.
Она тихо усаживается на край моей постели, чуть только от меня отступает боль.
Боль и скорбь. Они для меня сестры. Всегда вместе, близкие родственники.
При всем этом они отличаются друг от друга как день и ночь.
Слезы скорби текут сами собой. Они теплые и неиссякаемые. Выдавливать их не нужно.
Скорбь не бранится. Она все принимает. Она приходит тогда, когда смиряешься с тем, чего нельзя изменить. Я пережила скорбь и ее тихие, свободно точащиеся слезы, как хорошую подругу. Которая после напряжения невыносимой боли провожала меня в глубокий сон.
Боль и скорбь — две сестры.
У сестер есть еще одна близкая родственница: ярость.
И я достаточно рано стала задумываться о природе ярости. Я долго вынашивала подозрение на предмет того, что ярость, как правило, является прикрытием боли.
Такой непомерно огромной, что слезами ее не излить, ибо не может быть этой боли облегчения.

В отличие от боли, от которой просто-напросто нет защиты,то при ярости можно кричать, ругаться, писать злые письма.
От этого становится хорошо. Это приносит временное облегчение.
Но на кого ярость изливать?
На усопшего? Нет, он неприкасаем. Он ничего, кроме любви, не заслужил.
Любовь — вот связывающее звено между живыми и мертвыми.
И эта связь слишком хрупка и нежна, чтобы ставить ее под удар.
А кроме того, на мертвых не пристало гневаться.
На судьбу? Это пожалуйста. Удается всегда. Только вот у судьбы нет ни телефона, ни адреса.
А ярости нужен конкретный адрес. Ей нужен противник. Судьба, немая и невидимая,
на эту роль не годится.
Но ярость не прекращает поиски. И ее поиски увенчиваются успехом.
Неписаный закон: процесс подготовки к похоронам, редко обходится без накладок и размолвок.
Все члены семьи должны сообща и согласованно справиться с некой чрезвычайной ситуацией,
которая перенапрягает каждого по отдельности. Ссоры запрограммированы.

Не знаю ответа на вопрос: как группе скорбящих родственников сообща переживать
боль утраты, которую каждый переживает по-разному и в своем темпе.
Как сохранить добрые отношения в тяжелые времена, когда никто не способен облегчить ношу другому.
То, что я при этом обижала людей, — само собой разумелось.
 
Путь через боль — одинокое путешествие, которое терпит
лишь избранное сопровождение.
Возможно, все было бы гораздо проще, если бы все переживали скорбь одинаково.
Если бы все маршировали ей вослед четким размеренным шагом и при этом каждое
движение души можно было бы предусмотреть заранее.

 ***                Варианты моего выхода

Молитва...
Не знаю, смогла бы я вернуться к нормальной жизни и снова обрести в душе радость, если бы была неверующим человеком. Я работаю с  коллегой и другом, которая молилась за меня, за Васю. Я очень хорошо это чувствовала. Это была настоящая, ничем не заменимая поддержка.
Совершенно неоценимую помощь в восстановлении равновесия в душе мне оказал храм, куда я стала часто приходить. Этот молитвенный настрой, совершенно другая духовная атмосфера, просто пребывание среди людей, решивших посвятить свою жизнь Богу, долгие службы оказали ничем невосполнимое воздействие на мою душевную рану.
Настоятель нашего храма – достаточно мудрый человек - так ответил на мой вопрос, когда я спросила, «почему Бог забрал Васю, но при этом оставил меня?
«Потому что он – готов. А ты – еще нет».
Я сказала, что я постоянно чувствую в душе и рядом с собой пустоту и ничего не могу с этим сделать.
«Эта пустота затянется постепенно сама собой, только нужно время», — ответил он.

Иногда я помогала себе тем, что читала понемножку.
Книгу, лежащую на тумбочке у кровати, мне подарила подруга Татьяна.
Она называлась: «Пока-я-не-Я» Практическое руководство по трансформации судьбы. Дмитрий Троцкий. Эта книга, с ее четко сформулированными, радостными посланиями, была моей наперсницей.
 
Музыка...
Я открыла для себя, что музыка может не только успокоить душу, но и служить неким тестом переживаемой вами фазы горя. Для меня таким тестом стал известный хит ANIVAR «Ты мой свет». Первое время стоило включить мне эту песню, слезы ручьями помимо моей воли текли из моих глаз. Когда это прекратилось, я поняла, что острая фаза прошла. Более всего в успокоительном плане на меня действовали песни Елены Фроловой, Вероники Долиной. Может быть, потому что в них есть, как мне кажется, какая-то покаянная нотка.

Дело для души...
Нужно делать что-то, чтобы ваша душа не закостенела в горе. Кто-то сказал мне, что мне станет легче, если я стану волонтёром и буду помогать больным, старикам, инвалидам. Мне кажется это не подходит. Если у вас самого душа пуста как бездонная пропасть, чем поделиться, что отдать можете вы сами?
Я выбрала занятия рукоделием.
Я купила нитки и стала много вязать.
Это занятие захватило мня целиком и приносило ощутимое облегчение душе. Я занималась этим до тех пор, пока у меня не началось отвращение к этому занятию.

                ***

Мое время, проведенное с Васей, окончательно принадлежит прошлому.
Это было замечательное время, несмотря на его внезапный конец. У меня подобные отношения с моим детством. И оно окончательно в прошлом и тоже больше не вернётся.
По аналогии с тем, как я думаю о своем детстве — без боли, с радостным сердцем, — я хочу вспоминать и о времени, проведенном с Васей и нашими детьми, как об определенном периоде своей жизни, который я должна оставить в прошлом, но при этом должна нести дальше как часть себя.

То, что мой муж ушёл, — вовсе не случайность. Так, по крайней мере, мне кажется.
Я твердо верю, что для каждого определен срок пребывания на земле.
И, может быть, мы и сами принимаем участие в процессе принятия этого решения.
Вероятно, мы уходим со смутным чувством исполненности нашего предназначения здесь, на Земле.
И даже сознаём при этом, что там, где мы вскоре окажемся, нас также ожидают такие же важные и сложные задания.
Мой Вася за свою жизнь выполнил множество заданий. Он сделал счастливыми большое количество людей. И прежде всего меня.

Своей смертью он преподал урок ценности каждого мгновения.
Того, какую важность представляет собой жизнь и способность радоваться жизни.
И тому, что имеем.
Он в очередной раз продемонстрировал нам, что мы ничего, ничего абсолютно не можем считать своей долгосрочной собственностью;
и даже самые дорогие нам люди одолжены на определенный срок. Знать на какой — нам не дано.
Как отнесётся к этим моим строкам человек, не верящий в жизнь после смерти?
Воспримет ли он написанное как издевательство или как свидетельство помутнения рассудка?
 
Теперь, когда всё уже позади, я понимаю, что этот год, наверное, был самым сложным периодом во всей моей жизни, хотя выпало мне не мало. Но по милости Божией я не отчаялась, не сошла с ума, я сумела вернуться к полноценной жизни.
Мой муж Вася живёт в моем сердце. И когда мне тяжело или одиноко я мысленно прошу его помочь. Эта помощь всегда приходит, где бы и в каких бы обстоятельствах я не находилась. Мы снова – вдвоём.  Потому что смерти нет!
Всё продолжается и после смерти.
Нет сомнения в том, что там, за чертой, всё замечательно. И само собой разумеется, что наши умершие близкие остаются рядом с нами.

А.Волох

Спасибо огромное всем тем, кто понимает и разделяет со мной мою боль,мою скорбь, всем, кто поддерживает и любит, всем, кто со мной рядом.
Отдельное спасибо тем, кто говорит со мной о моём Васе. Писать об ушедшем человеке — один из способов пережить горе. Я рада, что это могу.