Стихи, прочитанные на "Турнире поэтов" 07.07.2022
(http://stihi.ru/tv/turnir2022/7):
***
Нет никаких ещё
и никаких уже,
лучшее, что могу,
я напишу вчера –
вечером поутру, где-то на Иртыше,
там, где плывёт Луна, звонкая, как пчела.
Делаю шаг назад – и обгоняю год,
и предо мной опять яростней, чем набат,
мечется снежный зверь именем ледоход:
«Где ты, мой давний друг именем снегопад?»
Мечется невпопад, руслом едва вмещён.
Бродят слова, блестя, рыбами в глубине:
«Нет никаких уже, нет никаких ещё –
ты у себя спроси, если не веришь мне.
Да и не в том вопрос, сколько лететь, смутив
жаждой своей всех тех, кто оказался близ…
Я намолчу тебе очень простой мотив,
взятый из синевы, ясного неба из».
И наступает ночь, полная тишины.
Бледные фонари, давние времена…
Звуки идут со дна, глухи и тяжелы.
Речка молчит мотив – как же она нема!
Виденное – во мне, слышанное – со мной,
всё это – как цветки между сухих страниц,
где до сих пор звучит что услыхал весной:
«Время, не замирай, просто посторонись».
Мимо плывут дома, снами оплетены,
и не сказать – к черте: нету для них черты.
Школа моя плывёт, окна её темны,
классы её пусты, доски её чисты.
Следом проходят сквер, церковь, где был крещён,
тополь на берегу, утренняя звезда…
Всё это – не уже, всё это – не ещё,
всё это – пузырьки в тающей толще льда.
Сколько мне было лет, столько мне будет лет,
то, что приобрету, будет не груз, а в плюс –
всё пригодится там, на берегах планет,
где я проснусь вчера, если потороплюсь.
***
Не пей вина, Гертруда, пей коньяк,
швыряй куски собакам, что бесхвосты,
пока блестят монетками в корнях
озябшие рождественские звёзды.
Смотри в окно на бледные поля,
где снег с луной опять вступили в сговор,
и мир, как юнга окриком «Земля!»,
предчувствием неведомого скован.
Ты чувствуешь? Колеблется внутри
душа, в которой отсветы, в которой
узлы и комья. Медли и смотри,
забыв о тех, кто прячется за шторой.
Пусть вечный ветер рыщет, голося,
пусть под балконом бродит чей-то голем.
Смотри на потемневшие леса
и облака, простёртые над полем.
Не пей вина, Гертруда, суть не в нём,
иль пей, пока будильник не раздастся.
Однажды мы, наверное, уснём
и нам приснятся белые пространства,
и тонны тишины, и, боже мой,
крылатые задумчивые кони,
тревожащие небо над зимой,
стоящей на распахнутом балконе.
***
Светлая комната, светлые окна в ряд.
Он собирается. Ну а они говорят:
«Так, не забудь, и давай-ка ещё пробежим,
помнишь ли суть и не спутаешь ли режим».
Он отвечает: «Всё помню, задача проста,
командировка в назначенные места –
точку не знаю, ну, в общем, там или тут
я десантируюсь, меня вроде как ждут.
Живу со всеми, но всё ж на своей волне,
ловлю сигнал, оставаясь наедине».
Ему говорят: «Давай-ка на посошок,
покуда стих уста твои не обжёг,
пока ещё не встали из-за стола –
как говорится, на ход крыла».
Он продолжает: «Затем, когда цель видна,
ищу надёжных, меняю им имена,
ввожу в курс дела, медленно, не частя,
в виде простых сюжетов и по частям.
Затем, когда подполье моё вполне
готово тоже быть на своей волне,
жму руки, желаю удачи, возвращаюсь сюда,
где звёзды по небу, как на граните слюда».
Ему говорят: «Там полно лжецов и хитрюг,
если понадобится, покажи какой-нибудь трюк –
пройдись по воде, оживи мёртвого, сделай вино –
по ситуации, лично нам всё равно.
Только не перепутай порядок действий,
в финале старайся не думать о детстве,
о маме, о папе, о запахе сеновала –
тоска заест, захочется, чтобы чаша сия миновала».
«Ну так что, конспираторы, где завершу полёт?
В жаркой пустыне? В пространствах, одетых в лёд?»
Они пожали плечами: «Это как Бог пошлёт».
В открытую дверь – ветер. Он делает в бездну шаг,
перехватывает дыхание, зверски свистит в ушах,
вдоль тоннеля, ведущего к свету, сгущается темнота,
он успевает подумать: «Ну ладушки, от винта».
А те, что его провожали, смотрят и смотрят вслед,
видят его как слово, видят его как свет,
и один говорит другому, замершему, как во льду:
«Кажется, он на месте. Надо зажечь звезду».
***
В заполошных каменных городах,
где, срывая сроки, себя виним,
мы приходим к лету, оголодав
по тягучим запахам травяным –
по блаженной радости быть собой;
понимать спиною, что пол дощат;
как в прохладный душ, заходить в собор;
прикасаться, чувствовать, ощущать.
Всё ценней минуты и слаще дни,
всё прекрасней россыпи этих рос
средь пернатой ветреной болтовни,
под серпом, который в ночи пророс.
Каждый миг имеет и цвет, и звук,
и сто тысяч славных иных примет –
от тепла разбросанных этих рук
до уменья в счастье не онеметь.
Даже если шхуна слегка утла,
выйдешь в путь – и он тебя опьянит.
На балконе в пятом часу утра
я смотрю, как мир к небесам приник;
как рисует лётчик белёсый след;
как смеётся чайка, летя к реке;
как я сам сквозь много прекрасных лет
бодрым шагом шествую вдалеке.
***
Бродят друзья по неведомым городам,
спят в поездах, в самолётах тревожат высь.
Ныне мы тут, а ведь некогда были там,
где навсегда, точно в чётках шары, сошлись.
Рядом идём, сочиняем пути свои.
Встречи на миг, на часок, на чуть-чуть хотя б.
Наши миры тихо светятся сквозь слои,
тщатся согреть, ободрить в темноте хотят.
На берегах, у реки, чей хребет смолист,
в зябких садах, чьи аллеи вобрали нас,
наши следы укрывает октябрьский лист,
наши слова охраняет январский наст.
Трудно найти что-то лучше, чем этот сон,
благословен, кто решился и посетил,
и запылал, как свеча к огню, поднесён
к ясным глазам окружающих нас светил.
Осень на спад, ну а значит, зима на взлёт.
Руки наяд холодны и клыки химер.
Город притих, потянулся, зевнул и лёг
на острова (на Васильевский, например).
Бродят друзья по неведомым городам,
пишут в сети, ощущеньем тепла дразня.
Прошлое есть – где-то там оно, где-то там.
Дети друзей добавляют меня в друзья.