Стояла ночь белым-бела,
Вся, как во сне, в покрове снежном,
И пелена с небес сошла,
Чтоб людям подарить надежду.
В ту ночь приплыли в Вифлеем
Иосиф с кроткою Марией,
А город был так тих и нем,
Смирен под властию стихии.
Чем дальше двигались они,
Тем становилось ненадежней,
И взгляд Иосифа в тени
Казался зорким и тревожным.
Он постучал в глухую дверь
В надежде кров найти насущный,
Но встретил лишь из-под бровей
Он взор устало-равнодушный.
Мария зябла на снегу
И робко куталась в накидку,
И так хотелось к очагу,
Как будто укротить пургу
Мог легкий след Ее улыбки.
И в те мгновенья, как Она
Беззвучно куталась в мафорий,
С пургою выла вся Земля
От злой тоски, тоски и горя.
Они блуждали допоздна,
И им велели торопиться
Предощущенье Рождества
И иней на Ее ресницах.
Но отблеск памятной звезды,
Яснее в небе проявился,
И средь пещерной темноты,
Волов и сена Он родился.
Чтоб не пугать собой людей,
Он принял кроткий вид младенца,
И средь дыхания зверей
Им в такт Его стучало сердце.
Минуло ровно тридцать лет,
И вот сын плотника земного,
Оставив город Назарет,
Уходит в странствие по селам.
Был день в разгаре, пыль и зной,
Когда, ступив без промедленья,
В миру, охваченном нуждой,
Свое предпринял Он служенье.
Чтоб не пугать собой людей,
Он принял кроткий вид пастуха,
И шаг печальный по Земле
Звучал так мягко и так глухо.
Им был оставлен кров и дом,
Взят верный посох в снаряженье.
Так стал Он падших пастухом,
Суля надежду и спасенье.
Он стал грозой средь здешних мест,
И упованием всех грешных.
И Он за них взошел на крест,
И, в гроб сойдя, сумел воскреснуть.
Стояла ночь темна, как тень,
Вся, как во сне, в оцепененье,
И снова повторился день,
И вновь исполнилось знаменье.
Чтоб не пугать собой людей,
Избрал Он ночь своим покровом.
А город вновь, как в первый день,
Дремал в неведеньи суровом.
Еще приметы той весны
Сидят в Земле, окрепнуть чтобы,
Но погребальны пелены
Лежат, разбросаны, у гроба.
И в этих смятых пеленах
Как образ сбывшейся надежды,
И смерть исчезнет навсегда,
И мир вовек не будет прежним.