Он и не рассчитывал, что настроение после разговора с майором улучшится. Не первый год живет на свете.
Кому-то для восстановления требуется побыть в одиночестве, кому-то – пообщаться с животными или посмотреть на огонь или бегущую воду.
Стерхову почему-то захотелось побродить по рынку.
Приткнув машину на бесплатную стоянку, отправился к мясным рядам. Увидев на месте Мартына незнакомого рыжего узколицего парня лет двадцати пяти, сначала удивился, потом подошел и поинтересовался, где Мартын.
- Если б знать! – рыжий закатил глаза к небу. – Его не только вы, его все ищут. И найти не могут. Уж третий день как…
- Что, исчез и с концом?
- Ну, мужик всегда с концом, - решил пошутить рыжий в расчете, что доктор рассмеется, все равно покупателей не было. - Его у него не отнять.
На лице доктора не дрогнул ни один мускул.
- Я серьезно спрашиваю. А домой ходили? Звонили? Семья, жена, дети… Может, надо полицию давно подключить?
Рыжий затряс своей огненной шевелюрой:
- Я-то здесь при чем? Есть директор рынка, хозяин, ИП Чесноков, с них и спрашивайте. Наверное, они что-то делают.
Стерхов понял, что слегка перегнул палку.
- Извини, брат, не сердись… Просто я Мартыну кое-чем обязан, хотел отблагодарить. На полном серьезе.
Рыжий перестал трясти шевелюрой, растянул потрескавшиеся губы в улыбке:
- Все пучком… Нет у Мартына ни семьи, ни детей, один он, снимает комнату где-то на Январском.
Продвигаясь дальше между рядами, доктор подумал, что только поисками пропавшего Мартына ему еще не хватало заниматься. Мало, что ли, собственных проблем?
Возле прилавка со свежими яйцами вдруг услышал разговор продавца с покупателем:
- Что-то товар у тебя грязный, помыть требуется.
- Купишь – помоешь. Или ты не знаешь, как они на свет появляются?
Услышанное всколыхнуло воспоминания юности, когда после четвертого курса мединститута будущего доктора определили для прохождения практики в хирургическое отделение областной больницы. Даже посчастливилось ассистировать на нескольких операциях.
Тогда после операции удаления желчного пузыря больному сначала прописывали «голод», а на вторые сутки после операции бедняге полагалось два сырых яйца. Да, да, были времена, когда наши курочки сальмонеллезом не болели, и их яйца можно было пить сырыми.
Дедок семидесяти лет, как сейчас помнится, перенес операцию довольно-таки стойко. Выдержал первый, голодный день.
На второй, как и было предписано режимом, медсестра принесла старичку два сырых яйца и положила на тумбочку. Доктор утром пришел на обход, осмотрел каждого больного в палате и, отметив про себя, что яйца у старичка лежат на тумбочке, удалился по своим делам. Предстояло сделать несколько операций и сложных перевязок.
После обеда доктор снова зашел в палату и увидел, что яйца, положенные дедушке, как и утром, «невозмутимо» покоятся на тумбочке. Доктор нашел это странным, однако спрашивать у пациента, отчего тот не пьет яйца, не стал, ограничился устным указанием медсестре:
- Яйца у дедушки помойте, пожалуйста.
В каком виде назначение «помыть у дедушки яйца» дошло до ушей санитарки Фроси, о том история умалчивает. Когда санитарка с полным тазиком, мылом и ветошью зашла около шести часов вечера в палату, яиц у дедушки на тумбочке не оказалось. Скорее всего, старичок, проголодавшись, употребил их по назначению.
Выбора у Фроси не было, она приступила к тому, что было самым очевидным в той ситуации, и что до корней волос потрясло дедушку.
На зависть всем обитателям палаты он крякал и приговаривал:
- Вот, спасибо, милая, вот, спасибо, голубушка.
Когда сложная манипуляция близилась к завершению, в палату заглянула бабушка, которая принесла прооперированному супругу банку с куриным бульоном. Увидев, как санитарка старательно вытирает ее супругу то, к чему ее руки вот уже несколько лет не прикасались, старушка в глубоком обмороке упала на свободную кровать, разбив вдребезги принесенную банку.
На шум прибежал дежурный доктор, и вскоре законной дедушкиной супруге была оказана медицинская помощь.
* * * *
Законов конспирации никто не отменял.
Стерхову порой казалось, он вообще родился на этот свет с ними в крови.
Усевшись в машине, решил позвонить Лилечке – обстоятельства складывались таким образом, что со вчерашнего дня поговорить откровенно не удалось, а тревога, поселившаяся в душе доктора после того, как он увидел майора Тутынина в кабинете заведующей физиотерапевтическим отделением, все нарастала и нарастала.
Вдруг Лилечка проговорилась Квадрату об их отношениях, что тогда? Знаете, как это бывает, товарищ майор, мне жутко неудобно, только мужу не говорите, а то… он убьет меня… вы понимаете… только вам под большим секретом…
С одной стороны, мнение служивого о докторе как о человеке от этой новости явно изменилось бы в худшую сторону, с другой, - сняло бы со Стерхова всякие подозрения.
Да, слаб человек на соблазны. А они подстерегают со всех сторон… Но лучше, гражданин майор, шуры-муры разводить в свободное от пациентов время, чем взрывчатки в джипы подкладывать. Разве не так?
Однако к следующему разговору с Квадратом Илья должен точно знать, раскололась Лилечка или нет.
- Алло, я слушаю, - низковатый голосок на том конце, чем-то напоминающий контральто Эдиты Пьехи, показался доктору слегка напряженным.
- Привет, Лилечка, как успехи?
- Ой, привет, Окси… - потом как-то отдаленно, видимо, пришлось прикрыть трубку ладонью, прозвучало: - Это Оксанка, Сергунь… Помнишь, я тебе рассказывала…
- Понял, не можешь говорить? – напрягся Стерхов, зачем-то озираясь по сторонам, будто контролировали его речь, а не Лилечки. – Значит, сегодня не получится.
- Нет, не успеваю, у меня у младшего гимнастика у-шу…
Илье частенько приходилось быть телефонными подругами своих замужних любовниц, порой выслушивал такие словесные околесицы, продираясь как по пересеченной местности до сути, что после разговора начинало постреливать в висках.
- Ты главное скажи, этот майор, который тебя вчера допрашивал, он что-то заподозрил? Ну, про нас, я имею в виду. Как он вообще на тебя вышел, ведь намеков никаких…
Видимо, муж вышел в другую комнату, или сама Лилечка зашла в ванную и включила воду. Так или иначе, но трубка заговорила открытым текстом:
- Ничего он не заподозрил, дуб дубом, просто всех допрашивает в поликлинике, совершает поквартирный обход, так сказать, но подозревает конкретно тебя. Почему – ума не приложу. Я даже полумала, может, ему правду сказать, а то страшновато как-то. Но про нас с тобой точно – ни сном, ни духом.
- Я тоже чувствую, кто-то на меня стрелки перевел.
- Вспоминай, кому ты дорогу перешел, - трубка ненадолго замолчала, Стерхов даже уловил отрывистое дыхание на том конце, потом вкрадчиво поинтересовалась: - У кого подругу увел, признавайся, еще не поздно вернуть. Я помогу, если что.
Последнее было произнесено в шутку, но доктор невольно поежился, услышав про подругу. Признаться честно, в глубине души он не исключал подобной причины для подозрений Тутынина. Однако решил не акцентироваться на сказанном, а подыграть, поэтому выпалил не задумываясь:
- У-у-у, если всех вспоминать, со счету собьюсь. Но даже если и так, зачем ради этого взрывать Барсукова в джипе?! Лучше поведай, твой суженый надолго уезжает?
- На неделю. Командировка.
- Замечательно, значит…
Закончить фразу он не успел, в трубке послышался щелчок, и интонация мигом изменилась, словно у человека с раздвоением личности вдруг произошел спонтанный переход из одного состояния в другое:
- Представляешь, Окси, мой Борисолька на днях в луже так извозюкался, что комбез даже «Тайду» не под силу оказалось отстирать. Да, да… И такое бывает.
- Отлично, значитца, стоим на своем – незнакомы, не были, не состояли, не участвовали… и в тот самый день мы не встречались.
- Окей, Окси, забегай, если что…
Отключившись, Илья подумал, что с Лилечкой у него сейчас, по сути, карамельно-цветочный период, до постели пока дело не доходило, поэтому требовался особенный такт, во всем должна преобладать романтично-загадочная атмосфера ожидания.